Миры Артура Гордона Пима

«Этот человек был сыном индианки из племени упшароков, которое обитает среди недоступных Скалистых гор, неподалеку от верховий Миссури. Отец его, кажется, торговал пушниной или, во всяком случае каким-то образом был связан с индейскими факториями на реке Льюиса. Сам Петерс имел такую свирепую внешность, какой я, пожалуй, никогда не видел. Он был невысокого роста, не более четырех футов восьми дюймов, но сложен как Геркулес. Бросались в глаза кисти его рук, такие громадные, что совсем не походили на человеческие руки. Его конечности были как-то странно искривлены и, казалось, совсем не сгибались. Голова тоже выглядела какой-то несообразной: огромная, со вдавленным теменем (как у большинства негров) и совершенно плешивая. Чтобы скрыть этот недостаток, вызванный отнюдь не старческим возрастом, он обычно носил парик, сделанный из любой шкуры, какая попадалась под руку, – будь то шкура спаниеля или американского медведя-гризли. В то время, о котором идет речь, он прикрывал лысину куском медвежьей шкуры, который сообщал еще большую свирепость его облику, выдававшему его происхождение от упшароков. Рот у Петерса растянулся от уха до уха, губы были узкие и казались, как и другие части физиономии, неподвижными, так что лицо его соврешенно независимо от владеющих им чувств сохраняло постоянное выражение. Чтобы представить себе это выражение, надо вдобавок принять во внимание необыкновенно длинные торчащие зубы, никогда, даже частично, не прикрываемые губами. При мимолетном взгляде на этого человека можно было подумать, что он содрогается от хохота, но при внимательном рассмотрении становилось ясно, что если это и веселье, то какое-то бесовское. Об этом необыкновеннейшем существе среди моряков Нантакета ходило множество историй. Многие касались его удивительной силы, которую он проявлял, будучи в раздраженном состоянии, а иные заставляли усомниться в здравости его рассудка».

История Дирка Петерса

Глава десятая

Ранним вечером того дня, когда мы с доктором Бейнбриджем вернулись в город после нашего первого визита к Дирку Петерсу, я сидел в своем номере в «Лумис Хаус», с нетерпением ожидая прибытия Бейнбриджа. Я знал, что возня с Петерсом сильно утомила молодого человека, и не рассчитывал на продолжительный разговор с ним. И все же мне не терпелось услышать хотя бы начало обещанной истории. В назначенный час он явился и, положив на стол свернутый в трубку лист бумаги, уселся в глубокое кресло, предусмотрительно придвинутое мной.

– Как я понимаю, – сказал он, – события последних трех дней естественным образом возбудили в вас острое желание узнать продолжение истории о приключениях Пима. Я постараюсь без нужды не мучить вас томительным ожиданием, но за один раз утолю лишь долю вашего любопытства. Позже – завтра, если вы не возражаете, – я войду в подробности удивительного путешествия – вероятно, самого удивительного из всех, когда-либо совершавшихся человеком.

Он развернул и разгладил на столе принесенный лист бумаги, а затем продолжил:

– В первую очередь, я коротко и в самых общих чертах опишу антарктический регион, которого, несомненно, достигли Пим и Петерс и где они оставались более года. Вот карта, с известным тщанием нарисованная мной по эскизам, которые я набросал, сидя на краю кровати Петерса и которые все до единого проверены и одобрены последним.

Придвиньте кресло поближе и взгляните на карту. Перво-наперво я скажу вам, что на Южном полюсе – возможно, не на самом полюсе, но безусловно в пределах одной шестой градуса от него – находится круглых очертаний область добела раскаленной кипящей лавы, около пятнадцати миль в поперечнике. Судя по характеру окружающей местности, в прошлом территория, покрытая лавой, была значительно обширней – скажем, семьдесят – семьдесят пять миль в поперечнике. Несомненно, поверхность земли на Южном полюсе некогда охладилась, а позже покрылась водой, хотя и очень мелкой – вероятно, возвышенности остались вовсе незатопленными, а максимальная толщина водного слоя составляла десять-пятнадцать футов. По какой-то причине (а представить можно множество причин) залитый водой участок – достигавший, скажем, двухсот миль в поперечнике – опустился в недра земли, и кипящая лава вышла на поверхность. Мы едва ли в силах вообразить ужасный эффект, который имел место, когда Антарктическое море стало заливать кипящую массу расплавленных горных пород и металлов.