Миры Артура Гордона Пима

В половине девятого мы подъехали к «Лумис Хаус», где я вышел из коляски и бегом поднялся в свой номер. Я едва успел наскоро умыться и переодеться, когда явился Артур. Доложив о посетителях, приходивших ко мне в мое отсутствие, и исполнив несколько пустяковых распоряжений, мной отданных, он принялся переминаться с ноги на ногу, что обычно свидетельствовало, как я уже успел понять, о желании высказаться на постороннюю тему, никак не связанную с нашими чисто деловыми отношениями – каковая вольность, неоднократно повторенная в первые два дня нашего знакомства, в результате закрепилась в качестве законного права.

– Ну что, Артур? – спросил я.

– Я дочитал книжку до конца, сэр… вон она, на столе. Она проняла меня до самых печенок. Но что же приключилось с Пимом и Петерсом дальше? И правда ли, что вы нашли этого старого пирата?

На последний вопрос я ответил утвердительно.

– Вот здорово! – продолжал он. – Мне бы хотелось увидеть старого коротышку. Но если вы меня любите, скажите мне, что там за пелена такая спустилась с неба и почему океан бурлил столь сильно? Почему антарктические черномазые так боялись всего белого и что означали иероглифы на мергелевой стене? А самое главное, что за женщина такая преградила путь лодке? Скажите мне… я никого не виню, понятное дело… но если мистер По знал, что не знает ответов на эти вопросы, зачем он раздразнил наше любопытство? Вы нашли ответы?

Я объяснил Артуру, что возможно, в данную минуту доктор Бейнбридж сидит на краю кровати Дирка Петерса и жадно слушает удивительную историю; и что сразу после встречи с одним джентльменом я собираюсь вернуться в дом Петерса и оставаться там, покуда мы всё не узнаем.

– Вы только не торопитесь, – сказал Артур, – и не пропустите чего-нибудь важного. Лучше не жалейте времени и подробно разузнайте обо всем. Вчера вечером я спросил доктора Каслтона, почему бурлил океан, и он высказал предположение, что там находился вход в преисподнюю и Сатана просто открыл двери для проветривания. Он такой: для него коли не рай, так значит, непременно ад. Но вот как старый Петерс протянул так долго на кошмарных снадобьях Каслтона, просто уму непостижимо… Ой, кто это?

В дверь негромко постучали. Прибыл мой гость.

Мне не удалось вернуться к Бейнбриджу так скоро, как я рассчитывал. Дела задержали меня в городе до позднего вечера, и я освободился лишь к девяти часам. В десять я послал за экипажем, и меня доставили к дому Петерса незадолго до полуночи.

Я нашел Петерса крепко спящим, а Бейнбриджа дремлющим в кресле. Шум моих шагов разбудил молодого доктора. Он с улыбкой поднялся на ноги, явно обрадованный моим появлением. Я с первого взгляда понял, что он преуспел в своих стараниях выведать у Петерса тайны антарктического путешествия.

– Ну как? – спросил я.

– Даже если нам ничего больше не удастся узнать, – сказал Бейнбридж, – добытых мной сведений достаточно, чтобы объяснить все загадочные явления, описанные По, как реальные факты, а также многие тайны, которые он постиг шестым чувством, явленным в сем гении в виде некоего сплава ясновидения и прозорливости, – тайны, о которых он говорит языком, не вполне доступным пониманию простого смертного. Во всяком случае, я отнюдь не разочарован; и мы еще многое можем узнать. Остались непонятными разные интересные детали, которые я надеюсь прояснить завтра. Теперь я знаю, почему в антарктическом регионе климат жарче тропического и что представляла собой (и представляет поныне) белая пелена. Знаю, откуда взялись иероглифы на черных мергелевых стенах пещер. Антарктическая страна превосходит – по части поистине чудесного – все страны мира, старого и нового, с которыми я знаком по опыту или понаслышке.

– Но правда ли все это? Не выслушивали ли вы просто сказки – или, вернее, матросские байки?