Миры Артура Гордона Пима

Услышав такие слова Петерса, Лилама приблизилась к пострадавшему – своему другу детства и отрочества – и по мере своих малых возможностей постаралась устроить несчастного в более удобной (хотя бы с виду) позе.

Разделенные каньоном люди могли сойтись вместе, лишь вернувшись на несколько миль вниз по горному склону. Теперь, когда Лиламе ничего не грозило, а Апилус находился в состоянии не только бессознательном, но и физически беспомощном, в сердцах соплеменников проснулось сострадание к старому другу, оказавшемуся в положении вдвойне плачевном и чрезвычайно прискорбном для людей столь утонченных и чувствительных, как хилилиты. После короткого обсуждения дальнейшей участи Апилуса Петерс сказал, что запросто сможет снести покалеченного вниз по склону. Каковые слова он сразу же подтвердил действием – и через четыре или пять часов, в течение которых несколько раз останавливался для передышки, он спустился к месту, где каньон сужался до десяти футов и через него был перекинут узкий мост из бревен. Лилама, как и люди на другой стороне ущелья, не отставала о Петерса, и теперь все сошлись вместе.

Петерс осторожно опустил Апилуса на землю, и когда старые друзья собрались вокруг него, они заметили не только, что сознание вернулось к нему, но и что беспомощный человек выглядит, как Апилус прежних и счастливейших дней. Заглянув ему в глаза, они увидели в них душу невозмущенную, мирную и пребывающую в гармонии с природой.

Дирегус задал Апилусу несколько вопросов, но вскоре стало ясно, что калека не может ответить ни на один вопрос, касающийся последних дней или даже последнего года, а то и двух. На самом деле Дирегус вскоре понял, что Апилус вообще ничего не помнит о своем прошлом с момента, предшествовавшего изгнанию, и до настоящего времени. Похоже, нервный шок, сопутствовавший перелому позвоночника, каким-то образом рассеял мрак безумия, а также прогнал многие менее опасные, сравнительно безобидные мании, которые последние несколько лет затуманивали ум, во всех прочих отношениях блестящий, – и теперь молодой хилилит стал прежним, любящим и любимым Апилусом; но он до конца жизни утратил способность ходить или даже просто стоять без посторонней помощи.

Отряд из пяти человек, неся на руках беспомощного инвалида, в печальном молчании продолжил путь к Заливу Вулканов, которого и достиг через час. Там они нашли остальных гребцов, а также довольно значительное количество изгнанников, стоявших группами на горном склоне, в том числе и Медозуса. Среди парий Хили-ли разнесся слух о происходящих здесь необычных событиях, и они, испугавшись неведомой угрозы, решили следить за перемещениями отряда, вторгшегося на их территорию. Дирегус сразу объяснил, почему они оказались на Олимпе, и рассказал о результатах поисков. Изгнанники поначалу не поверили, что Петерс перепрыгнул через пропасть в указанном месте, хотя искусство лжи в Хили-ли было давно утрачено и история страны говорила всего о трех взрослых лжецах (не считая чужестранцев), появлявшихся в Хили-ли на протяжении последних пятисот лет, последний из которых умер два века назад. Когда олимпийцы (так в насмешку называли изгнанников) узнали о состоянии Апилуса и о причине оного, на несколько мгновений показалось, что они собираются наброситься на Петерса; но успокоительные слова Дирегуса и Пима, присутствие Лиламы, которая, как они знали, подвергалась смертельной опасности, а также выражение лица, появившееся у Петерса, когда он догадался о недобрых намерениях хилилитов – все это вместе предотвратило беду.

Когда участники спасательного отряда по возможности удобней уложили Апилуса на дно шлюпки и расселись по местам, готовые двинуться в обратный путь, Медозус спустился на берег и спросил Дирегуса, не передаст ли он послание от изгнанников королю и советникам Хили-ли, а также древнему мистику, Масусалили, который, хоть и не являлся должностным лицом, на деле исполнял обязанности главного советника правительства. Дирегус, чей отец уступал по силе политического влияния, наверное, одному только королю (многие полагали, что герцог обладает реальной властью в королевстве, и не исключали возможности, что его сын, Дирегус, однажды взойдет на престол), ответил, что должен выслушать послание, прежде чем давать какие-либо обещания. Тогда Медозус – который знал, что его бывший друг и однокашник в глубине души сочувствует изгнанникам и не считает их людьми порочными (Дирегус сам дважды нарушал закон, как большинство молодых хилилитов в прошлом и настоящем, но не нарушил в третий раз), – сказал следующее: