Миры Артура Гордона Пима

Пим едва расслышал последнее слово, ибо уже переступал порог дома, когда Масусалили произнес «прощай»; Петерс устремился за ним следом. Они бежали со всей скоростью, какую позволяли развить глубокий снег и сильный ветер, и преодолели три мили примерно за полчаса. Стояла жестокая стужа. По дороге они встретились с тремя изгнанниками, помогавшими обследовать брошенные дома в поисках продуктов. Мужчины сообщили Пиму, что несмотря на слаженные энергичные действия спасательных отрядов, уже более ста человек замерзли до смерти, а у тысячи отморожены руки и ноги. Хилилиты настолько плохо переносили холод, что уже при двадцати градусах по Фаренгейту, коли были недостаточно тепло одеты, становились вялыми, сонливыми, а потом засыпали и, если их не находили и не возвращали к жизни в самом скором времени, умирали. В одном случае женщина, жившая всего в шестистах футах от спасательного пункта, замерзла за час без малого, хотя, наверное, уже продрогла до костей, когда ее в последний раз видели в более или менее нормальном на вид состоянии. Трое изгнанников-спасателей во время очередного обхода зашли в дом несчастной женщины и отвели трех ее детей в ближайший спасательный пункт; а сама женщина, торопливо собиравшая необходимые вещи, намеревалась последовать сразу за ними. Таким образом про нее забыли – и вспомнили лишь тогда, когда в переполненной комнате, где размещали детей, ее младший ребенок, четырехлетняя девочка вдруг громко расплакалась и начала звать маму. Тогда двое мужчин поспешили обратно в дом, но нашли женщину уже без сознания, по всем признакам мертвой. К ней применили обычные меры по возвращению к жизни, но несмотря на все старания спасателей, они не дали результата.

Петерс говорит, что на своем веку он неоднократно видел людей, замерзавших в жестокую стужу, порой до смерти, каковые случаи имели место в восточных штатах или на далеком севере; но что хилилиты замерзали иначе, нежели обитатели северной части холодного климатического пояса. Он упомянул о случае с канадцем, который провел раздетым целую ночь на морозе. Когда беднягу нашли, он не просто находился без сознания, а уже не подавал вообще никаких признаков жизни. Руки и ноги у него промерзли насквозь, и тело окоченело. Однако мужчину удалось вернуть к жизни, хотя и пришлось ампутировать кисти и ступни. В Хили-ли же умирали люди, чьи тела подверглись самому незначительному обморожению – а порой и вовсе никакому. Объясняется такая разница тем фактом, что животное умирает от переохлаждения, когда внутренняя температура тела опускается до некоего предела, каковой предел у хилилитов гораздо выше, чем у людей, привычных к жизни в холодном климате. У обитателей жарких стран вроде Хили-ли организм вырабатывает тепло очень слабо, а отдает тепло чрезвычайно быстро; но это не вполне объясняет, почему, по выражению Петерса, «люди там умирали от холода, даже не успев замерзнуть». Смерть от переохлаждения наступает задолго до того, как замерзают жизненно важные органы; и хилилиты, несомненно, умирали при таком понижении температуры тела, какое с легкостью перенес бы житель Шотландии или Канады. Во время снежной бури, о которой идет речь, люди находились в глубоко подавленном состоянии по причине страха. Но насколько я понял, температура воздуха временами опускалась до минус сорока градусов по Фаренгейту, а при таком холоде любой легко одетый человек может замерзнуть до смерти.

Однако час уже поздний, и хотя я рассчитывал сегодня вечером завершить историю Петерса, едва ли такое намерение осуществимо при моем многословии. Если вы по-прежнему собираетесь выехать в Англию через три дня, в течение еще одного вечера я непременно закончу рассказ о приключениях Петерса в Хили-ли. Послезавтра я буду занят весь вечер, а если мы отложим нашу встречу на последний день вашего пребывания в Беллву, некие непредвиденные обстоятельства могут помешать нашей встрече. Потому, коли вы не против, свой следующий и последний визит я нанесу вам завтра вечером.

Я с готовностью согласился на такое предложение, и Бейнбридж откланялся.

На следующее утро я своими словами рассказал Артуру про снежную бурю в Хили-ли, покуда неторопливо одевался – на каковое дело по утрам у меня всегда (за исключением случаев крайней спешки) уходит не менее часа. Я завершил свой туалет, но еще не свое повествование, когда в комнату ворвался Каслтон.

После непродолжительной беседы на общие темы, я естественным образом вернулся к истории Петерса и через пять минут закончил рассказ на моменте, достигнутом Бейнбриджем, таким образом удовлетворив любопытство Артура и не особо утомив неугомонного доктора. Когда у молк, Каслтон сказал: