Миры Филипа Фармера т. 19. Ночь света. Отче звёздный. Мир наизнанку

И он убежал, прежде чем Кулл успел прокричать, чтобы тот не занимал линию. На Кулла смотрел Председатель, от взгляда которого у того затряслись поджилки. Ясно одно: или Свен должен предъявить нечто из ряда вон выходящее, или гореть им обоим синим пламенем — может, даже буквально. Коммутатор пользовался жестокими и действенными методами расправы за ошибки и наведения дисциплины. Укрыться было невозможно. Кому и знать об этом, как не Куллу, который выследил и поймал нескольких из тех, кто решил бросить работу на Коммутаторе? Стоило однажды наняться туда и узнать его секреты, и ты влип. Выхода не было.

Кулл нервно забарабанил пальцами по каменной столешнице и до крови закусил губу. В чем тут же раскаялся, так как вкус ее напомнил ему о наказании, которому подвергался прогневавший Председателя — Кулл уже видел такое.

Несмотря на постоянный приток прохладного воздуха из древней и невидимой, но вечнодействующей вентиляционной системы, Кулл обливался потом. Ему показалось, что прошел целый час (а может, и правда час), прежде чем голос Свена зарокотал в его ухо:

— Извини, Кулл, что так задержался. Он здесь! Федор!

— Вот и я, Федор, Славянин-Юродивец! — произнес визгливый голос. — У меня интересное сообщение, просто грандиозное!

«Еще один псих», — подумал Кулл.

— Короче, — сказал он. — Вы уже и так чересчур долго занимаете линию. Просто изложи мне суть своего сообщения. И если я посчитаю его стоящим, можешь рассказать поподробней. — И добавил: — А ты, случайно, не звонил сюда раньше? Уж больно твой голос кажется мне знакомым.

— Никогда, — ответил Федор. — Вы — первый человек по имени Кулл, с которым я разговариваю.

— Ладно. Выкладывай.

— Слушайте, — взволнованно заговорил Федор, — вам известна теория Перевода? То есть что рождение — это перевод с одного языка, жизни, на другой язык, жизнь. И что смерть — это еще один перевод. На один из двух возможных наречий. Небеса или ад. А возможно, и трех, потому что не следует забывать о чистилище невинных и праведников. А может, даже четырех, поскольку надо учитывать еще и чистилище для грешников, хотя, конечно, доказательств, что таковое существует, нет.

С другой стороны, мир, в котором мы живем, быть может, и есть чистилище, а не ад. Если так, то у нас есть надежда. Но если это чистилище, то почему нам не сказали об этом? Разве мы не должны звать, за что страдаем и что нам делать, чтобы отсюда выбраться?

Но те же доводы можно повторить и в том случае, если это— ад. Почему нам не сказали, за что мы здесь и куда пойдем, если вообще куда-то пойдем?

Вы, конечно, вправе возразить, что то же самое можно отнести и к Земле. Там мы тоже не знали, откуда пришли, почему мы там и куда отправимся дальше. Но я мог бы ответить, что там мы имели возможность выяснить суть явлений, которые многие из нас считали тайнами. Церковь говорила нам, что есть что, а сама заимствовала свои знания — и, как результат, авторитет — из Священных Писаний, которые были продиктованы Богом. О, Церковь никогда не могла рассказать нам всего в подробностях и даже в общих чертах. Но и того, что она рассказывала, было достаточно, чтобы снабдить нас якорем спасения, к которому мы могли привязать нашу веру; точкой опоры, от которой наша вера, брошенная против ветров сомнений, словно пробная нить паука, могла…

— Ближе к делу, — перебил его Кулл. И не удержавшись, нанес неизбежный ответный удар: — А ты-то здесь почему?

— Понятия не имею — если это ад. Потому что я верил и сейчас верую. И я был жалким и подлым закоренелым грешником. Грешником, говорю вам! Но я верил и любил Его! И Человека я тоже любил! Или Его в Человеке! И Человека в Нем!

— Твои беды меня не волнуют, — проронил Кулл. — Расскажи мне что-нибудь стоящее.

— А под стоящим, — продолжал он, — я подразумеваю информацию по одному или трем вопросам. Вопросы следующие: первый — точное местонахождение и личность мужчины или женщины, которые не могли бы здесь находиться, если бы это был ад. Второй — личность Икса, темного мессии, подставного Христа. — О третьем он не сказал.

Кулл слышал его тяжелое дыхание.

— Говори же! — нервно произнес Джек, устрашенный взглядом Председателя, вновь остановившимся на нем. — В чем дело?

— Возможно, — сказал Федор, — я сумею помочь вам. Но мне нужно отойти немного от главного. Скорее даже не отойти, а постепенно подвести к тому, о чем я хочу сказать. Иначе смысл моего сообщения будет неясен без вступления, без основы как таковой. Наберитесь терпения. Почему бы нет? Когда перед нами вечность…

— Перед тобой — может быть. Но не передо мной, — перебил его Кулл, чувствуя, как пот струится по коже.