Миры Филипа Фармера т. 19. Ночь света. Отче звёздный. Мир наизнанку

— Как вы считаете, Председатель клюнет? — спросил Кулл. — По-моему, в той чепухе, что наговорил Федор, есть по меньшей мере четыре золотые жилы, причем богатейшие. Один Бог знает, сколько еще можно выжать из него.

— Согласен, Кулл, — произнес Стенгариус. — Но решать ему.

Стенгариус положил трубку и сразу позвонил Председателю. Его звонок шел не напрямую, но через секретаря, который сидел в кресле, вырубленном из ступеней Помоста; Кулл смотрел, как тот отвечает Стенгариусу и переключает связь на Председателя.

Старик прятал телефон под бородой. Он сунул руку в белесую спутанную массу — похожую на клубок неотваренных спагетти или белых червей — и вытащил трубку. Стенгариус говорил, и Председатель долго слушал его, не перебивая. Во всяком случае, губами он не шевелил. Затем неожиданно его длинные-предлинные волосы на верхней губе слегка раздвинулись, и под ними открылся черный провал. Председатель повернулся к Куллу — на мгновение перед ним мелькнул профиль, украшенный вогнутым носом, похожим на перевернутый ятаган, — и уставился на служащего своими черными глазами. Насколько Куллу было известно, человеческие глаза не светятся отраженным светом, как у кошек, но он мог поклясться, что глаза старика светились. Наверно, в них отражался страх Кулла, яркий огонек ужаса в ночи.

Председатель кончил говорить по телефону, и Стенгариус, подняв глаза на Джека, показал ему сложенные буквой «О» большой и указательный пальцы.

Кулл улыбнулся. Если все пойдет как надо, он сможет продвинуться по службе и получить место в нижнем ряду, на дне. А в один прекрасный день, не исключено, дослужится и до секретаря. А там, возможно — хотя не очевидно, — и до поста Председателя. Тот уже так давно занимает трон.

Голос Федора оторвал Кулла от мечтаний:

— Мистер Кулл, я еще не закончил. Осталось совсем немного.

Джек вдруг понял, почему этот голос показался ему знакомым. Ну конечно! Он слышал его совсем недавно, в своей квартире, когда после ухода доктора Б. О. хотел положить на место телефонную трубку.

— Внизу, в канализации! — произнес Кулл.

На другом конце тяжело задышали. Молчание. Потом произнесли слова на каком-то славянском языке, очевидно, русском. Реплика Кулла, видимо, ошеломила Федора, раз он перешел на родной язык. Наконец он проговорил на древнееврейском:

— Что вы имеете в виду?

— Сегодня утром твой телефон случайно подключился к моему, — ответил Кулл. — Я слышал тебя. Вот почему твой голос показался мне как будто знакомым. Ты ведь не служащий Коммутатора. Что в таком случае ты делаешь на телефоне?

Кулл не стал говорить, что подслушал только последние слова разговора и только его голос. Пусть панический страх вытрясет из Федора все, о чем Кулл не знал. Гнилые яблоки, упавшие от ветра осознания вины. Во всяком случае он надеялся на это.

— Мистер Кулл, — сказал Федор, — я не знаю, как долго вы слушали. И на чьей вы стороне. — Он так и не ответил, почему воспользовался телефоном.

— На стороне Человека, — произнес Кулл. — Или ты думаешь, что я — мерзопакостный Иуда? Я не стану работать на Правителей, черт бы их побрал!

— Я не хочу больше говорить по телефону, — разволновался Федор. — Я как-то не подумал об этом раньше. Правители могут подключиться к этой линии.

— Если и так, то они пока ни разу не проявляли себя в этом отношении, — заметил Кулл. — Коммутатор работает уже довольно долго, и они никогда ни во что не вмешиваются. Во всяком случае, их вмешательство, если когда и имело место, было косвенным.

Его снова бросило в пот. Время от времени люди исчезали. Может быть, Правители, которых никто никогда не видел, но которые все-таки должны существовать…

— Вы знаете, где я, — сказал Федор. — Я подожду вас здесь.

В трубке щелкнуло, и телефон отключился.

Кулл не стал перезванивать Свену, а вместо этого решил пойти прямо к нему и Федору. Ему пришлось спрашивать разрешения выйти. Но после того как он объяснил, что Федор может оказаться для них сущей находкой, ему велели не упускать такой возможности. И все выяснить.

— Если ты и вправду откопаешь что-нибудь на благо Коммутатора, то станешь большим человеком в организации, — высказался Стенгариус. — Больше, чем ты есть, по крайней мере. Только не заносись слишком. Иначе тебя быстро обстругают — не успеешь даже сообразить, откуда ножи на твою голову. Я бы сам взялся за это задание, но мне сейчас некогда.

Он не сказал, что опасается происков коллег, но подумал. Стоило человеку добиться должности Первого Телефониста, как он становился пленником. Он не мог оставить свой пост. Но зато его положение давало ему немало выгод.

Одной из них была Филлис Нилстром. Когда Кулл вышел из зала Коммутатора, она стояла в вестибюле и разговаривала с Робертсоном, Первым Телефонистом из второй смены. Она была красивой женщиной среднего роста. Ее светло-пепельные волосы, зачесанные назад, обнажая широкий лоб, стягивались в большой тугой узел Психеи. Ее отличали длинные стройные ноги, крутые упругие ягодицы, узкая талия, плоский живот и груди, упругие и налитые, но не лишенные изящества, хрипловатый голос.

Кулл ненавидел ее.