Миры Филипа Фармера т. 19. Ночь света. Отче звёздный. Мир наизнанку

Впрочем, какое там спать! В полусне он вскарабкивался носильщику на спину и проваливался в бессознательное состояние, пока его раскачивало и подтряхивало. Но и такой сон, на его беду, длился не более нескольких минут. Стоило носильщику пробежать путь до конца, как он стряхивал с себя ношу. Кулл падал, ударялся о камень и просыпался. Не успевая опомниться от удара, он с чьей-либо помощью карабкался на следующую спину. Колотившееся сердце и подстегнутая адреналиновая система удерживали его в бодром состоянии секунд, может, десять-пятнадцать. А потом он снова соскальзывал в бессознательную тьму, но только затем, чтобы вновь быть вырванным из ее глубин очередным болезненным падением, когда носильщик сбрасывал его со спины.

Жаловаться было бесполезно. Носильщик всегда отвечал, что не обязан осторожно спускать седока на землю и нянчиться с ним. Им не давали таких инструкций. Было ясно, что все «ломовые лошади», которые тащили на себе Кулла, ненавидели свою работу и считали ее унизительной и позорной. Они сдавали себя напрокат только потому, что работы на всех не хватало и лучше иметь такую, чем совсем ничего, а кроме того, носильщики имели возможность попасть в какую-нибудь организацию и даже надеяться на продвижение по службе.

Но Куллу подобное обращение порядком надоело, и он никак не мог понять, почему его общественное положение не так высоко, чтобы рассчитывать на определенные привилегии. Поэтому, увидев поблизости телефон Коммутатора во время одной из остановок, он позвонил Стенгариусу. Хриплым голосом он сердито пожаловался, рассказав обо всем: и о том, что его грубо сбрасывают на землю, и об ободранных коленях и носе, и о натертой коже. Мол, на его месте никто не стал бы терпеть подобное унижение. Дескать, своим бесцеремонным обращением с Куллом носильщики выражают презрение к Коммутатору, а это следует немедленно пресечь.

Последний довод убедил Стенгариуса. Он подозвал местного надзирателя и сказал, что ему следует сделать. Тот безоговорочно согласился. И позвонил другим надзирателям по пути следования Кулла. После этого носильщики спускали его на землю бережно и подсаживали на спину свежего бегуна.

К тому времени его стал занимать вопрос, почему он не воспользовался, как Филлис, паланкином. Он мог бы спать всю дорогу, растянувшись на мягком сиденье.

На следующей остановке Кулл снова позвонил Стенгариусу. Тот взорвался:

— Что ты себе возомнил? Только Первый Телефонист имеет право пользоваться паланкином. А тебе до него, как до луны! Возвращайся-ка в свое седло, Кулл, и скачи что есть духу! Не трать понапрасну время Коммутатора! И не думай, что за этот внеочередной разговор с тобой не поквитаются при ближайшем пересмотре заслуг!

— Слушаюсь, сэр, — покорно произнес Кулл.

Он не осмелился напомнить, что у женщины Первого Телефониста есть паланкин.

Перелезая со спины на спину, он продвигался дальше. Скоро он настолько устал, что не просыпался даже во время смены перекладных. Он потерял счет времени и милям. Но однажды, когда его как следует тряханули и пробудили ото сна, он увидел над собой багровую физиономию Свена с густыми рыжими усами.

— Паршиво, а? — широко улыбаясь, произнес тот. — Думаешь, стоит того?

— Могло бы быть и лучше, — ответил Кулл и стал слезать, чувствуя себя совершенно разбитым. — Кофе есть?

— Федор дожидается нас в кафе, — сказал Свен. — Пошли!

Не успели они сделать и шести шагов, как началось землетрясение. Каменная плита под их ногами задрожала. Несколькими секундами позже послышался глухой рокот. Здания по обеим сторонам улицы стали раскачиваться. Кулл бросился наземь и, царапая пальцами камень, пытался вжаться в него. Закрыв глаза, он молился, чтобы здания не рухнули на него. Были случаи, когда эти поистине массивные сооружения разрушались.

Он не знал, почему молится за свою жизнь. Ведь смерть была бы милосердным — пусть даже на время — избавлением от адской действительности. Он, конечно, снова оживет, причем в том же месте, где его застанет смерть. Хотя не совсем так, потому что его могут воскресить далеко отсюда и вдобавок уже не служащим Коммутатора. Из-за постоянных передвижек в организации двадцатичетырехчасовое отсутствие может оставить человека за бортом. То есть речь идет об увольнении, а не просто о потере ранга.

Содрогания почвы, сопровождаемые громыханием, длились не дольше тридцати секунд. Потом наступила тишина. Говорить никому не хотелось — все были слишком заняты своим избавлением от опасности. А возможно, боялись, что хрупкое равновесие каменных блоков нарушится даже от вибрации голоса.

Кулл встал и огляделся. Ущерб не такой уж большой. Кое-где из фасадов домов высунулись гранитные блоки, опасно нависая над улицей. А вон там из окна в панике выпрыгнула женщина и сейчас кровавым месивом лежала на мостовой. Некоторые каменные плиты на улице стояли торчком и походили на полуоткрытые двери в могилу. Часть телефонных проводов порвалась, и сейчас они свисали вниз с горгулий на зданиях, где были натянуты.