Миры Филипа Фармера. Том 16. Дейра. Повести и рассказы

На всякий случай миссис Дурхам прихватила с собой двух адвокатов. Внятно описать, что же именно случилось на другом берегу, она не сумела, но некая сила, управляемая, по-видимому, доктором Дурхамом, обратила несчастную в огромную хвостатую обезьяну, заставив спасаться бегством. Оба адвоката, превращенные в скунсов, тоже были вынуждены ретироваться.

— Я не могу понять, как Дурхам это делает, — заметила Алиса, поразмыслив над этими странными событиями. — Откуда у него такое могущество? И какими орудиями он пользуется?

Несмотря на жару, по телу у меня побежали мурашки. Не стоило говорить ей, что я являюсь главной причиной происходящего. Я и без того чувствовал себя достаточно виноватым. Более того, если я начну объяснять ей, во что верю, она решит, что я совсем спятил.

Тем не менее именно так и обстояли дела. Потому-то я и вызвался добровольцем на это задание. Кто заварил кашу, тому и расхлебывать.

— Пить-то как хочется, — пробормотала Алиса. — Папаша, как насчет глотка воды? Другой возможности нам может не представиться.

— Черт, — рявкнул я, снимая со спины бидон, — не называйте меня папашей. У меня есть имя — Даниэль Темпер, и я не настолько стар…

Я примолк. По возрасту я ей и впрямь годился в отцы. В захолустье штата Кентукки, во всяком случае.

Догадавшись, о чем я думаю, она улыбнулась и протянула мне небольшую кружку, которую отстегнула от бака.

— Возраст мужчины таков, насколько он чувствует себя мужчиной, — прорычал я. — А я ощущаю себя не старше тридцати.

Тут в лунном свете на тропинке что-то мелькнуло.

— Ложись, — шепнул я Алисе.

У нее только-только хватило времени нырнуть в траву. Мне мешал бак, так что я решил остаться и встретить опасность лицом к лицу.

Разобрав, что именно движется по тропинке, я пожалел, что не бросил бидон. Неужели в этом позабытом Богом краю не осталось ни одного человеческого существа? Сначала — Аллегория. Теперь — Осел.

— Привет, братец! — поздоровался он и, прежде чем я успел поставить бак на место, запрокинул назад чудовищную голову и огласил окрестности громовым хохотом — не то «ха-ха», не то «иа-иа».

Мне-то было не до смеха. Слишком у меня были натянуты нервы, чтобы притворяться, будто мне весело. К тому же от него сильно несло Хмелем. Меня едва не вывернуло, прежде чем я отшатнулся.

Осел был высок и, в отличие от большинства ослов, покрыт короткой светлой шерстью. Стоял он, как человек, — на двух ногах, но украшенных широкими копытами. Голову его венчали два длинных волосатых уха, но во всех остальных отношениях это был самый обычный человек, какого можно встретить на улице — или в лесу. Звали его, как он не замедлил представиться, Поливиносел.

— Что это за бидон? Зачем он тебе?

— Тащу наружу контрабандой Хмель, — соврал я.

Он осклабился, обнажив длинные желтые лошадиные зубы.

— Самогонщик, ха! Только чем тебе за нее платят? Для почитателей Все-Быка деньги ценности не имеют.

Поливиносел вытянул правую руку — большой палец и два средних были согнуты, указательный и мизинец торчали прямо.

Когда я не сразу ответил тем же, он нахмурился было, но расслабился немного, стоило мне повторить его жест.

— Я занимаюсь контрабандой из любви к искусству, — сообщил я. — А также для того, чтобы распространять свет истины.

Откуда взялась последняя фраза, ума не приложу. Скорее всего она явилась следствием его ссылки на «почитателей» и похожего на религиозный символ знака, который показал Поливиносел.

Поливиносел протянул большую волосатую руку и отвернул кран на баке. Не успел я пошевелиться, как он наполнил сложенную лодочкой ладонь, поднес к губам и с шумом выпил, но тут же выплюнул, обрызгав меня с головы до ног.

— Тьфу! Да это же вода!

— Разумеется, — обиженно отозвался я. — Избавившись от Хмеля, я наполняю бак обычной водой. Если меня ловит патруль, объясняю, что тащу в эти места контрабандой чистую воду.

Поливиносел снова заржал и хлопнул себя в восторге по бедру. Звук был, как у топора, вонзающегося в дерево.

— И это еще не все, — понесло меня. — Я уже договорился кое с кем из высокого начальства, и они позволяют мне проходить через кордон в обмен на Хмелек.

Поливиносел подмигнул, взревел и снова хлопнул себя по бедру.

— Разложение, а, братец? Рыба гниет с головы! Пройдет совсем немного времени, скажу я тебе, и Бычий Хмель распространится по всему миру.

Он снова изобразил тот знак, и на сей раз я ответил без промедления.

— Прогуляюсь с тобой милю-другую, братец. Мои почитатели — местный культ Осла — справляют неподалеку отсюда праздник плодородия. Может, присоединишься к нам?

Я вздрогнул и с жаром ответил:

— Нет, спасибо.

Однажды вечером мне довелось наблюдать за одной из таких оргий в полевой бинокль. В двух сотнях ярдов от границы запретной территории полыхал огромный костер. В свете этого адского пламени были отчетливо видны белые тела мужчин и женщин, сплетающиеся в безумном, бесстыдном танце. Эта сцена еще долго стояла у меня перед глазами и даже являлась мне во сне.