Услыхав мой отказ, Поливиносел снова завопил по-ослиному и хлопнул меня по спине — вернее, по баку. От неожиданности я упал на четвереньки в траву и чуть не зашипел от бешенства. Меня раздражало его наглое дружелюбие, а кроме того, я боялся, что он погнул тонкие стенки бака и швы разойдутся.
Но встать я не мог не поэтому. Я не мог пошевелиться, глядя в огромные голубые глаза Алисы.
Поливиносел издал громкий, радостный вопль, опустился на четвереньки, подсунув свою уродливую, увенчанную ослиными ушами башку Алисе под нос, и взревел:
— Ай-оо! Божья коровка, прилетела с неба съесть кусочек хлеба!
Он схватил Алису за талию, встал и, подняв ее высоко в воздух, принялся вертеть и так и этак, рассматривая в ярком свете луны, словно незнакомую букашку, которую поймал в траве.
— Чертов осел! — взвизгнула Алиса. — Убери свои грязные лапы, ты, скотина!
— Я Поливиносел! Местный бог плодородия! — проревел он. — Это моя обязанность — и привилегия — проверять твои достоинства. Скажи мне, дочь моя, молила ли ты недавно о мальчике или девочке? Как твой урожай? Дружно ли взошла капуста? А лук и репа? А курочки твои хорошо несутся?
Вместо того чтобы испугаться, Алиса рассердилась.
— Ладно, ваше ослейшество, а теперь не угодно ли меня опустить? И не смотрите на меня похотливыми зенками. Если вам так хочется того, о чем я догадываюсь, поторопитесь на оргию. А то почитатели вас не дождутся.
Поливиносел разжал пальцы. К счастью, гибкая и легкая Алиса приземлилась на ноги и кинулась было прочь, но он схватил ее за руку.
— Не туда, моя славная дочурка. Неверные охраняют границу всего лишь в нескольких сотнях ярдов отсюда. Ты же не хочешь, чтобы тебя поймали? Тогда тебе не удастся упиться Божественным Хмелем, а ты ведь этого хочешь?
— Спасибо, я о себе сама позабочусь, — прохрипела Алиса. — Оставь меня в покое. Плохие времена настали. Девушка уже вздремнуть на травке не может, чтобы какому-нибудь мелкому божку не взбрело в голову покувыркаться!
Алиса быстро освоила местный жаргон.
— Ладно уж, дочка, не порицай нас, божков, за это. Особенно раз ты сама сложена как богиня.
И, издав титанический рев, едва не сбивший нас с ног, Поливиносел схватил нас за руки и поволок по тропинке.
— Пошли, пошли, малыши. Я вас перезнакомлю со всеми. Ох, какой у нас сейчас праздник будет на Пиру Осла!
Вновь раздалось оглушительное наглое ржание. Теперь я понял, почему Дурхам выбрал для этого парня такое воплощение.
Эта мысль сразу повлекла за собой другие. Вопрос в том,
Возьмем, к примеру, уши и копыта Поливиносела. Шагая рядом с ним, я получил неплохую возможность осмотреть их. Положим, они видоизменились, стали похожи на ослиные, однако тот, кто это сделал, явно не имел перед собой точного изображения осла. По сути, уши так и остались человеческими, только вытянулись и покрылись шерсткой.
Что касается ног, они тоже были человеческими, а не ослиными. Ступней, правда, не было, но светлые копыта, очень похожие на лошадиные, состояли на вид из того же вещества, что и ногти. Сквозь них просматривались слабо различимые контуры пяти пальцев.
Было совершенно ясно, что какой-то хирург-скульптор изменял очертания человеческого поначалу тела.
Я бросил взгляд в сторону Алисы, пытаясь понять, что она думает о нашем поводыре. В гневе она была величественна. Как грубо высказался Поливиносел, майор Льюис обладала великолепной фигурой. Она принадлежала к тому сорту девушек, которых всегда выбирают президентом студенческого сестринства, королевой бала на институтских вечерах, а затем выдают замуж за сына сенатора. К тому сорту, который и не глядел на меня, когда я корпел в Трэйбеллском университете.
— Послушай-ка, ты, — взревел Поливиносел, вдруг остановившись, — как тебя зовут?
— Даниэль Темпер, — ответил я.
— Даниэль Темпер? Д. Т.?[9]
Ох-ха-хо-ха-ха! Послушай, старина Д. Т., бросай ты свой бидон! Зачем таскать на себе эту тяжесть? С ней ты смахиваешь на осла, на подлинно вьючное животное! Я не желаю, чтобы кто-нибудь здесь мне подражал, понял? Хо-ха-и-а-а! Дошло?И он ткнул мне под ребра пальцем, твердым, как рог.
Я едва не врезал ему. Никогда в жизни я так не ненавидел человека — или бога. Дурхам просчитался, думая, что накажет его. Поливиносел явно гордился своим превращением и, если я правильно его понял, извлекал из него пользу в такой степени, что даже насадил свой культ. Разумеется, он не первый, кто создал религию из собственных недостатков.
— А в чем же я тогда стану таскать Хмель?
— Да какая разница? — ответствовал он. — Твои мелочные делишки не помогут распространению божественного Напитка. Оставь это рекам мира и Махруду, Бык имя его. — Он снова сделал тот забавный знак.
Спорить с ним я не стал — а то он бы просто сорвал бидон с моей спины. Я не спеша отстегнул шлейки, а Поливиносел помог мне — подхватил бак и зашвырнул его в темноту леса.
И тут же я ощутил страшную, немыслимую жажду.