Миры Филипа Фармера. Том 16. Дейра. Повести и рассказы

Тем не менее я должен признаться, что профессору удалось разделаться с такими общественными и политико-экономическими структурами и факторами, как заводы, магазины, больницы, школы, — которые до сих пор посвящали почти все свое время и энергию производству кретинов-недоучек, — а также покончить с бюрократией, автомобилями, церквями, кино, рекламой, самогоноварением, мыльными операми, армией, проституцией и другими бесчисленными институциями, которые до недавнего времени считались совершенно необходимыми.

К несчастью, инстинкт рационализации в человеке подавить трудно, как и стремление к власти. А потому мы имеем шарлатанов, выдающих себя за пророков, основывающих разнообразные религии и привлекающих народные массы во всей их идиотской простоте и трогательной жажде ухватиться за любое объяснение неизвестного.

Мне хотелось ему поверить, но я прекрасно знал, что у профессора не было ни умения, ни средств для того, чтобы построить такую машину.

— А как же в простонародье объясняют появление Хмеля? — осведомился я.

— Никак; для них источником Хмеля является Бутылка, — ответил Здравомыслящий. — Они божатся, что Дурхам черпает силы из этой Бутылки, которая по описанию есть не что иное, как самая обычная бутылка из-под пива. Некоторые, правда, утверждают, что на ней имеется in stiacciato[11] изображение быка.

Лоб мой покрылся испариной. Значит, это все-таки мой подарок! А я-то считал, что это лишь безобидный розыгрыш моего обаятельного и старомодного профессора античной литературы!

— Вся эта история, видимо, связана с его фамилией, — поспешил я заметить. — Студенты частенько называли его «Быком». И не только потому, что его фамилия Дурхам[12]. Жена водила его за собой, как за кольцо в носу, и…

— В таком случае он своих студентов одурачил, — сказал Здравомыслящий. — Потому что за его кроткой и покорной наружностью скрывался призовой бык, настоящий жеребец, похотливый старый козел. Не знаю, известно ли вам, но он содержит множество нимф в своем так называемом Цветочном дворце, не говоря уже о прекрасной Пегги Рурк, известной ныне как…

— Так она жива! — выдохнула Алиса. — И живет с Дурхамом!

Здравомыслящий поднял брови.

— Ну, это зависит от того, слушать этих шарлатанов или нет. Некоторые из них утверждают, что она каким-то таинственно-мистическим образом преобразилась — размножилась, как они говорят, — являясь каждой из нимф в серале Махруда и в то же самое время не будучи ни одной из них, и пребывает лишь в виде сущности. — Он покачал головой. — Ох уж мне эти рационализаторы, не могут не создавать себе богов и теологий.

— А кто такой Махруд? — спросил я.

— Да просто Дурхам наоборот. Знаете ли, в любой религии есть запрет на упоминание истинного имени бога. Тем не менее я полагаю, что такое имя ему придумали эти жулики-болтологи — главным образом потому, что не в состоянии произнести его нормально. А остальные настаивают, что добожественное имя смешивать с истинным не следует. Вот и прилипла кличка, вероятно, из-за восточного колорита, в представлении этих скудоумцев — мистического.

Разведданных набралось столько, что я в них совершенно запутался.

— А сами вы когда-нибудь видели Махруда?

— Нет, и не увижу. Эти так называемые боги просто не существуют — не более чем Аллегория или Осел. Человек в здравом уме в них не поверит. К несчастью, Хмель, несмотря на многие его восхитительные свойства, склонен делать людей нелогичными, нерациональными и подверженными внушению. — Он постучал себя по лбу. — Я же принимаю все его положительные качества и отвергаю остальное. И вполне счастлив.

Вскоре мы вышли на проселок, который я узнал.

— Тут и до моего дома недалеко, — сообщил Здравомыслящий. — В гости не заглянете? На ужин будет белка и сколько угодно Хмеля из колодца во дворе. Ко мне придут друзья, и до начала оргии мы сможем провести время в интеллектуальной беседе. Увидите, мои друзья весьма интересные люди — все сплошь атеисты и агностики.

Я содрогнулся при мысли, что мне предложат ненавистное пойло.

— Мне очень жаль, — как можно убедительнее произнес я, — но нам пора. Но не удовлетворите ли вы мое любопытство и не скажете ли, как вам удалось поймать эту белку?

— Кант, — ответил он, помахав книгой.

— Не вижу никакого кантика, — удивился я.