Грин скрипнул зубами и дополз до конца реи — он остановился всего в каких-то двух футах от него. Если он продвинется дальше, то может ее сломать, она и так уже прогибается — по крайней мере так казалось Грину.
Землянин попятился, ухитрился кое-как развернуться и добраться обратно. Не дойдя несколько футов до Эзкра, Грин остановился, чтобы восстановить дыхание, силы и мужество.
Матрос ждал, держась одной рукой за веревку, а в другой сжимая кинжал, острие которого смотрело на Грина.
Землянин начал разматывать свой тюрбан.
— Что ты делаешь? — хмуро и обеспокоенно спросил Эзкр.
Здесь хозяином положения был матрос, поскольку он знал, чего можно ожидать. Но если произойдет что-нибудь непредвиденное...
Грин пожал плечами и продолжил медленно и вдумчиво разматывать свой головной убор:
— Я не хочу это рассыпать.
— Что — это?
— Вот это! — крикнул Грин и швырнул тюрбан в лицо Эзкру.
Сам тюрбан был слишком коротким, чтобы коснуться матроса. Но ветер подхватил замотанный в тюрбан песок и швырнул его Эзкру в глаза. Арма, выполняя указания мужа, зачерпнула несколько горстей песка из кучи, насыпанной вокруг плиты, а Грин замотал его в складки тюрбана. Хотя из-за этого голова Грина значительно потяжелела, дело того стоило.
Эзкр вскрикнул и, выронив кинжал, схватился за глаза. В то же мгновение Грин скользнул вперед, и его кулак врезался Эзкру в пах. Эзкр скорчился и пошатнулся, Грин поймал его и помог мягко опуститься, но тут же добавил еще — ребром ладони по шее. Крик Эзкра оборвался — матрос потерял сознание. Грин перевернул Эзкра так, чтобы тот лежал на животе, перевесившись через рею и прислонившись боком к мачте. Ничего серьезнее Грин с ним делать не собирался, и уж тем более не собирался сбрасывать матроса вниз. Единственное, чего хотелось Алану, — вернуться на твердую безопасную палубу. Если Эзкр все — таки свалится — тем хуже для него.
У основания мачты спускавшегося Алана уже ожидали Арма и Инзах. Лишь ступив на палубу, Грин понял, как сильно у него дрожат ноги. Арма, заметив эту дрожь, быстро обняла мужа, словно приветствуя победившего героя, но на самом деле — чтобы поддержать его.
— Спасибо, — с трудом выговорил Грин. — Мне нужна твоя сила, Арма.
— Неудивительно — любому, кто совершил бы то, что совершил ты, понадобилась бы помощь, — откликнулась Арма. — Мои силы и все, что у меня есть, — твое, Алан.
Дети смотрели на Грина круглыми от обожания глазами и верещали:
— Это наш папа! Большой белобрысый Грин! Он быстрый, как степной кот, он кусается, как жуткий пес, и плюется ядом в глаза, как летучая змея!
В следующее мгновение на Грина нахлынула волна мужчин и женщин, спешащих поздравить его с подвигом и назвать его братом. Единственными, кто не присоединился к толпе желающих поцеловаться с Грином, были офицеры «Птицы» и семейство незадачливого матроса, Эзкра. Они тем временем вскарабкались по снастям наверх, обвязали своего мужа и отца веревкой и теперь осторожно спускали его на палубу.
Нет, еще один человек держался в стороне — арфист Гразут. Он так и остался с хмурым видом стоять у подножия мачты.
Грин решил, что впредь лучше будет присматривать за арфистом, особенно ночью, когда так легко всадить нож под ребра спящему человеку и вышвырнуть тело за борт. Сейчас Грин сожалел об оскорблении, которое он нанес арфе этого человека, но в тот момент у него не было другого выхода. А теперь он постарается найти какой-нибудь путь к примирению.
ГЛАВА 13
В течение двух недель, наполненных тяжелым трудом и недосыпом, Грин учился обязанностям марсового. Он ненавидел лазить наверх, но обнаружил, что в пребывании на такой высоте есть свои преимущества. Это давало возможность вздремнуть. Наверху располагалось несколько марсовых площадок, на которых во время боя должны были стоять мушкетеры. Грин забирался в одну из них и засыпал. Гризкветр, приемный сын Грина, должен был стоять рядом и будить его, когда к ним приближался боцман. Однажды после полудня свисток Гриза пробудил Грина от крепкого сна.
Однако боцман не дошел до них: он остановился, чтобы прочесть нотацию другому матросу. Не сумев заснуть снова, Грин принялся наблюдать за стадом хуберов, цокавших копытами неподалеку от «Птицы». Эти маленькие лошадки, очень красивые, рыжие, с белыми или черными гривами и щеточками над копытами, собирались в огромные стада, иногда насчитывающие сотни тысяч голов. Стадо сбивалось в такую плотную кучу, что со стороны выглядело колышущимся морем голов и поблескивающих копыт, протянувшимся до горизонта.