Читаем Миры И.А. Ильфа и Е.П. Петрова. Очерки вербализованной повседневности полностью

— Уже не роет. Оказался в дурацком положении. Но что было! Сначала он полез в драку… вы знаете Иван Николаевича характер… 825 тысяч тонн и ни один пуд больше. Тут началось серьезное дело. Преуменьшение возможностей — факт? Равнение на узкие места — факт? Надо было человеку сразу же и полностью сознаться в своей ошибке. Так нет! Амбиция! Подумаешь — благородное дворянство. Сознайся — и все. А он начал по частям. Решил авторитет сохранить. И вот началась музыка, достоевщина: “С одной стороны, признаю, но, с другой стороны, подчеркиваю”. А что там подчеркивать, что за бесхребетное виляние! Пришлось нашему Бубешке писать второе письмо.

Пассажиры снова засмеялись.

— Но и там он о своем оппортунизме не сказал ни слова. И пошел писать. Каждый день письмо. Хотят для него специальный отдел завести — “Поправки и отмежевки”. И ведь сам знает, что записался, хочет выкарабкаться, но такое сам нагромоздил, что не может. И последний раз до того дошел, что даже написал: “Так, мол, и так… ошибку признаю и настоящее письмо считаю недостаточным”».

Дешифруя дискурс эпохи «великого перелома», можно понять, что «юность» беседует в поезде об актуальной проблеме высоких показателей, которые должна демонстрировать тяжелая промышленность[334], а также об опасном «оппортунизме» тех, кто «преуменьшает» возможности и сомневается в генеральной линии. И «юность» правильно усвоила политический отчет. Перед тяжелой промышленностью — конкретно по производству чугуна — Сталин ставил задачи: «Ло черной металлургии: пятилетний план предусматривает доведение производства чугуна в последний год пятилетки до 10 миллионов тонн; решение же ЦК находит эту норму недостаточной и считает, что производство чугуна в последний год пятилетки должно быть поднято до 17 миллионов тонн». А сомневаются в такого рода задачах — оппортунисты: «О троцкистах существует мнение, как о сверхиндустриалистах. Но это мнение правильно лишь отчасти. Оно правильно лишь постольку, поскольку речь идет о конце восстановительного периода, когда троцкисты, действительно, развивали сверхиндустриалистские фантазии. Что касается реконструктивного периода, то троцкисты, с точки зрения темпов, являются самыми крайними минималистами и самыми поганенькимн капитулянтами. (Смех. Аплодисменты.)». И «юность», озабоченная «миллионом тонн чугуна», закономерно шарахнулась от великого комбинатора, когда выяснилось, что он — рублевый миллионер.

Бендер вернулся в Черноморск, а в городе основная уличная новость — «чистка». В «Геркулесе», где Остап добывал компромат на Корейко, «сейчас разгром, чистят, как звери», «вчера чистили Скумбриевича», а «сегодня большой день! Сегодня Берлага, тот самый, который спасался в сумасшедшем доме. Потом сам Полыхаев и эта гадюка Серна Михайловна, его морганатическая жена».

Мы показывали, что и в 1-й части «Золотого теленка» — внося актуализирующие дополнения в редакцию «Великого комбинатора» — соавторы внесли мотив чистки. «Чистка», толкуемая как борьба с бюрократизмом, — лейтмотив романа и одновременно лейтмотив речи Сталина: «Опасность бюрократизма состоит, прежде всего, в том, что он держит под спудом колоссальные резервы, таящиеся в недрах нашего строя, не давая их использовать, старается свести на нет творческую инициативу масс, сковывая ее канцелярщиной, и ведет дело к тому, чтобы каждое новое начинание партии превратить в мелкое и никчемное крохоборство. Опасность бюрократизма состоит, во-вторых, в том, что он не терпит проверки исполнения и пытается превратить основные указания руководящих организаций в пустую бумажку, оторванную от живой жизни. Опасность представляют не только и не столько старые бюрократы, но и — особенно — новые бюрократы, бюрократы советские, среди которых “коммунисты”-бюрократы играют далеко не последнюю роль».

По тонкому замечанию Я.С. Лурье, «бюрократизм» — советская идеологема с лукавым смыслом: «бюрократия» — буквально «власть бюро», власть канцелярии чиновников — в СССР невозможна, потому вместо нее возникает «бюрократизм» — «формальное отношение к служебному делу»[335]. И Остап одолел Корейко, но побежден бюрократами: «Тема бюрократии у Ильфа и Петрова — это не тема “бюрократизма”, плохой работы отдельных бюрократов в ущерб “интересам дела”, а тема “власти бюро”, бесконечных и бесполезных учреждений»[336].

Перейти на страницу:

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография
Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография

Изучение социокультурной истории перевода и переводческих практик открывает новые перспективы в исследовании интеллектуальных сфер прошлого. Как человек в разные эпохи осмыслял общество? Каким образом культуры взаимодействовали в процессе обмена идеями? Как формировались новые системы понятий и представлений, определявшие развитие русской культуры в Новое время? Цель настоящего издания — исследовать трансфер, адаптацию и рецепцию основных европейских политических идей в России XVIII века сквозь призму переводов общественно-политических текстов. Авторы рассматривают перевод как «лабораторию», где понятия обретали свое специфическое значение в конкретных социальных и исторических контекстах.Книга делится на три тематических блока, в которых изучаются перенос/перевод отдельных политических понятий («деспотизм», «государство», «общество», «народ», «нация» и др.); речевые практики осмысления политики («медицинский дискурс», «монархический язык»); принципы перевода отдельных основополагающих текстов и роль переводчиков в создании новой социально-политической терминологии.

Ингрид Ширле , Мария Александровна Петрова , Олег Владимирович Русаковский , Рива Арсеновна Евстифеева , Татьяна Владимировна Артемьева

Литературоведение