– Выходи! – этот чувырло, этот позор рода человеческого посмел дернуть ее за руку. – Совсем ополоумела от радости… Ай! – взвыл он, укушенный Килембе за мякоть ладони. – Ах ты, звереныш!
– Не трогайте нас. Прошу. – Верка говорила короткими, рублеными фразами, словно выплевывала их. – Очень прошу. Эти люди спасли меня. Я обязана им. Очень обязана.
Человек, на котором сейчас была сосредоточена вся ее ненависть, повернул голову к двери.
– Слушай, помоги, – позвал он. – У девки совсем шарики за ролики заехали. Ничего не соображает.
Вдвоем они стали выкручивать брыкающейся Верке руки, но ей на помощь снова пришел Килембе – на этот раз взвыл уже патлатый сопляк.
– Бляха-муха! За ногу цапнул! Да я его сейчас по стенке размажу!
Он отступил назад, опрокинув сразу забулькавшую канистру, сорвал с плеча автомат и ткнул прикладом в головку Килембе, но проворный, как белка, малыш увернулся.
– Не надо-о! – заорала Верка. – Это мой ребенок. Не надо-о!
– Ври, да не завирайся, – тот из подонков, который был постарше, старался зажать ей рот твердой ладонью, пахнущей махоркой и сгоревшим порохом. – Ему же года четыре на глаз. Как ты такого здорового родила? Через жопу?
Килембе откатился к противоположной стене, вскочил и, вытянув руки по швам, загорланил, безбожно коверкая слова:
Ласцветали яблани и глуши, Паплыли туманы натлекои…
– Кончай этот хор Пятницкого! – Ублюдок, державший Верку, уже почти вытолкнул ее за порог. – Во, нарвались на приключения!
Бешеным лаем зашелся автомат, и внутри сразу полыхнуло, словно спичку поднесли к струе газа. Патлатый, с опаленными бровями и ресницами, еле успел выскочить из хижины.
– Кто стрелял? – донеслось со стороны ворот. – Вот я вас, разгильдяев! Сказано ведь было, беречь патроны!
Пламя столбом прорвалось сквозь непрочную крышу и завилось багровым жгутом, вокруг которого кружился жирный пепел. В хижине Ингбо было чему гореть – в последнее время Верка подкинула своим бывшим хозяевам немало добротных вещей…
Ее почти волоком дотащили до ворот и впихнули в толпу тех, кто должен был прямо сейчас возвращаться на родину. Верка оказалась в одной компании с женщинами, побывавшими в африканском плену, и легкоранеными. Караван с тяжелоранеными и добычей уже ушел, а основные силы отряда готовились двинуться дальше в саванну.
Верка шла босая, растрепанная, с остановившимся взглядом. Можно было подумать, что это она не из плена домой возвращается, а совсем наоборот. Патлатый недоносок, которого начальство отрядило сопровождать женщин и раненых до реки, сочувственно поглядывал на нее со стороны и даже пробовал завязать разговор.
– Ну как, отошла уже? – спрашивал он.
– Ага, – кивала Верка. – Отошла. Все нормально.
– И зачем было так орать? Испугалась, наверное?
– Ага. Испугалась. Чуть в штаны не наложила.
– А я тебя знаю. Ты в районной больнице на «Скорой» работала. С тобой один мой знакомый гулял. Венька Быстрый. Помнишь?
– Ага. Не помню. Мало ли с кем я гуляла.
Исчерпав запас красноречия, патлатый немного поотстал, но потом опять начал приставать с расспросами, в которых ясно сквозила цель познакомиться с Веркой поближе. Видимо, пресловутый Венька Быстрый рассказал своему приятелю немало лестного о ней.
Первый раз Верка позволила себе обернуться, когда все они расположились на отдых вблизи высыхающего озерца, берега которого были превращены тысячами копыт в непролазную грязь. В той стороне, где за горизонтом осталась деревня, стоял столб дыма, вернее, сразу три, сливавшиеся на приличной высоте в единое целое. Значит, погибла не только деревня Мбори, но и две соседние, поменьше.
Несколько десятков антилоп и стадо газелей с большой неохотой уступило место у воды людям. Никак не прореагировал на появление двуногих только бегемот, умиравший посреди озерца, да стая аистов-марабу, понуро ожидавших его кончины.
Женщины, в спешке покинувшие свое жилье, ничего не успели захватить с собой, и сейчас легкораненые угощали их, чем могли. Завязывался незамысловатый походный флирт.
Патлатый, уже считавший себя чем-то вроде Веркиного покровителя, протянул ей свою фляжку.
– На, хлебни спиртяги.
– Не могу, – покачала головой Верка.
– Почему?
– Врачи запрещают. Недавно только вылечилась.
– Юморная ты девка! – Патлатый отхлебнул сам и рукавом вытер выступившую слезу. – Ох, люблю я таких!
– Так в чем же дело? – Верка заставила себя ухмыльнуться.
Патлатый слегка растерялся от столь недвусмысленного намека, однако новый глоток спирта добавил ему смелости.
– Так это самое… Может, прогуляемся? – вкрадчиво предложил он.
– Ага. Прогуляемся. Запросто.
Небритый, нестриженый да вдобавок еще и давно не мытый кавалер галантно предложил Верке ручку, но та встала сама, даже не встала, а вскинулась, как распрямившаяся пружина. Внутри у нее была огромная, опасная пустота, можно даже сказать, бездна, в которую бесследно канули все дурацкие предрассудки, вроде норм человеческой морали и божьих заповедей.