Миры Пола Андерсона. Том 14

— Не слишком разгневанные, — заверил Экрем Саракоглу Луизу Кахаль, которая отклонила его приглашение присутствовать. — Они, в общем, философски отнеслись к своей потере. Но было не слишком-то удобно настаивать, чтобы они проделали весь наш ритуал. — Он достал сигарету. — Я и сам, откровенно говоря, рад, что все уже позади.

Собственно говоря, он просто выступил по телевизору и уклонился от дальнейших торжеств. Во Флервиле немыслимо было отметить конец враждебных действий без медленных шествий и благотворительных молебнов.

Но все это происходило вчера. На сегодня мягкая погода сохранилась, и Луиза пришла к нему на обед. Отец, сказала она, не очень хорошо себя чувствует — и это, несмотря на симпатию и уважение, которые Саракоглу питал к адмиралу, не слишком его расстроило.

Они гуляли вдвоем по саду, как в былые времена. По обе стороны расчищенных дорожек снег лежал на клумбе, на кустах и деревьях, на гребне стены — еще белый, хотя таяние уже началось и кое-где под сугробами журчала и позванивала вода. Все цветы зимовали в доме, и в саду пахло только влагой, а небо было окрашено в ровный сизый цвет. Стояла тишина, только гравий скрипел под ногами.

— Кроме того, — продолжил губернатор, — было большим облегчением увидеть, как представитель Авалона и вся его когорта садятся наконец на свой корабль. Тайные агенты, которых я нарядил охранять их, чуть с ума не сошли от радости.

— Правда? — Она подняла глаза, и он смог насладиться их блеском, полюбоваться чуть вздернутым носиком и всегда полуоткрытыми, как у ребенка, губами. Но смотрят эти глаза чересчур серьезно — и чересчур долго это продолжается, черт побери. — Я слышала, были какие-то идиотские анонимные письма, угрожавшие им смертью. Вы из-за этого так беспокоились?

Он кивнул:

— Я уже достаточно знаком со своими дражайшими эсперансийцами. Когда Авалон подпортил им то первое празднество — ну, вы сами видели и слышали все, что говорилось насчет «оголтелых милитаристов». — Саракоглу хотел бы знать, скрывает его меховой капюшон лысину или, наоборот, напоминает о ней Луизе. Может, он в конце концов сдастся и займется пересадкой волос.

— Неужели они никогда не забудут… ни те ни другие? — с тревогой спросила она.

— Думаю, со временем обида утихнет. У нас, у Терры с Ифри, слишком много общих интересов, чтобы превратить семейную ссору в кровавую междоусобицу. Надеюсь.

— Мы действительно повели себя великодушнее, чем могли бы. Например, оставили им Авалон. Разве это не в счет?

— Да, это должно засчитаться. — Саракоглу усмехнулся левым углом рта, затянулся последним горьким дымом и бросил сигарету. — Хотя всем ясно, что тут прямая политическая выгода. Авалон показал себя твердым орешком. Его аннексия повлекла бы за собой бесконечные хлопоты, в то время как анклав не вызовет таких трудностей, для разрешения которых понадобилась бы война. Кроме того, этой своей уступкой Империя добьется выгодных для себя торговых соглашений, которых в противном случае ей бы не видать.

— Я знаю, — с легким нетерпением сказала она.

— Вы знаете и то, — ухмыльнулся он, — что я люблю послушать сам себя.

— Мне очень бы хотелось побывать на Авалоне, — задумалась она.

— Мне тоже. Из чисто социологического интереса. Хотел бы я знать, не станет ли эта планета проблемой в ближайшем будущем.

— Каким образом?

Он, ступая все так же медленно и не забывая о ее руке, лежащей на его рукаве, посмотрел вперед и высказал то, что всерьез заботило его:

— Причиной может стать двурасовая культура, которая там создается. Сама создается или ее создают: нельзя ни предугадать, ни направить новое течение в истории. Может быть, отсюда и проистекает их упорство — они словно сплав из двух разных металлов, который намного прочнее, чем каждый металл в отдельности. Нам предстоит заселить всю Галактику, весь космос… — «О Господи, сколько метафор, включая и эту». Он внутренне засмеялся, пожал плечами и заключил: — Впрочем, я до этого не доживу. Пожалуй, мне не придется даже распутывать последствия того, что Авалон оставил Ифри.

— Но как же иначе? Вы сами сказали, что это был единственный выход.

— Что ж, возможно, во мне говорит пессимизм человека, который весьма неудовлетворительно позавтракал в Доме правительства. Однако можно себе представить, что из этого выйдет. Авалонцы, обе расы, начнут ощущать себя большими ифрианами, чем сами ифриане. Предвижу, что будущие их поколения заселят Сферу в непропорционально большой степени, причем большинство их адмиралов, возможно, тоже будут из авалонцев. Надо надеяться, что они при этом не распространят повсюду реваншизм. И в мирных условиях Авалон, этот уникальный и уникально расположенный мир, притянет к себе непропорционально большую часть торговли — а значит, и мозгов, которые всегда ищут выгоды. И последствия этого предсказать я не берусь.

Она чуть сильнее сжала его рукав:

— Слушая вас, я радуюсь, что я не государственный деятель.