Mischling. Чужекровка

Уйдя из соломенного храма, мы провели на колесах трое суток. Состав то и дело менял направление и делал остановки. Вначале ехали на восток, потом на запад. Наши склоненные головы тихонько тряслись под стук колес – возможности прилечь не было. Когда утро плавно перетекло в сумерки, мы въехали в Коло, где наш путь в очередной раз прервался. Нас высадили прямо на рельсы.

Мы с Феликсом жались друг к дружке, притворяясь, что не разумеем по-польски, и упрашивали позволить нам заночевать в вагоне. Притом что проводники смотрели сквозь пальцы на безбилетников-беженцев, наше удобство никого не заботило. Нас за уши выдворили из вагона и столкнули на лед; мы тут же скатились под откос. На сей раз даже Феликс поднялся еле-еле. Бесценные дары Бруны разлетелись по снегу. Мы засуетились, подбирая и запихивая обратно в котомку остатки пропитания: две картофелины и одну бутылку воды.

В расстройстве мы поплелись к лесу и увидели какой-то сарай, не предвещавший никаких опасностей. Там обитали непомерно жирная свинья и обиженно мычавшая корова бленхеймской породы с лопавшимся от молока выменем. Феликс взялся ее доить и поразил меня своей сноровкой. Мы обрадовались таким хоромам: свинья и корова занимали всего два стойла из четырех, а мы обосновались в самом дальнем, оставив стойло между нами и скотиной пустым. Обретя крышу над головой, мы поспешили закутаться в шубы и увидели во сне то утро, когда смогли отбросить личины Медведя и Шакала.

Как же крепко спится, когда знаешь, что рядом течет молочная река.

Однако наутро нас ждал не завтрак, а испуг: мы услышали конское ржанье и сквозь щель между полом и воротами увидели пару грязных сапог. Всадник стал привязывать лошадь, мы с Феликсом, затаив дыхание, вжались в пол и наверняка остались бы незамеченными, кабы Феликса не угораздило чихнуть. Привязав лошадь в третьем стойле, хозяин сапог направился к нашему. Оказалось, это пожилая, аккуратно одетая женщина в добротном пальто. Ее круглые щеки-солнца прыгали при ходьбе, а глаза были небесно-голубыми, как у слепцов. Мне они сразу не понравились, но, когда женщина подошла вплотную, я убедила себя в ее доброте, потому как мы плутали наобум, голодали и бедствовали, а бедствовать можно лишь до того предела, пока в каждом встречном не начнешь видеть своего избавителя. С минуту она постояла в раздумьях, будто просчитывая свой следующий шаг, а затем решилась и раскрыла нам объятия.

– Деточки мои! – воскликнула она. – Я вас искала! Уж отчаялась! – С этими словами она обняла нас обоих.

Несмотря на крупное телосложение, она, видимо, слегка усохла: обхватившие нас руки оказались дряблыми, с обвислой кожей.

– Никогда больше не убегайте!

Вжимаясь в стену, я попыталась вывернуться.

– Мы не ваши, – спокойно ответила я. – Меня зовут Стася Заморска. Я – сестра-двойняшка Перль.

– Неужели? Прости меня, старую. А это, верно, Перль, да? – Женщина потрепала Феликса по щеке.

– Да что вы?! Это же мальчик! Но он действительно мой брат-близнец, в этом вы правы.

– Клянусь, я приняла вас за своих потеряшек, – с сожалением выдохнула она. – Ну, думаю, вернулись. А может, вы подсобите мне их отыскать? За кров и кормежку?

Взглядом Феликс показал, что решение остается за мной. Как ни подозрительно выглядела эта женщина, он повелся на ее обещания.

Если бы не холода и наше изгнание из поезда, если бы не пустые желудки и худые башмаки, если бы не заснеженный мир, мы бы даже не стали рассматривать такую возможность. Феликс оттащил меня в сторону посоветоваться.

– Как по-твоему, – зашептал он, – в случае чего мы сможем ее перебороть?

Я тут же поклялась, что не позволю ей причинить нам вред. Феликс отнесся к моему обету скептически, но повернулся к хозяйке, чтобы поделиться своими планами.

– Мы пробудем до вечера, – объявил он. – Или сколько потребуется. Девочка слаба, сами видите. А поесть дадите? У нас животы подвело. И еще, может, хлеба нам с собой в дорогу?

– На кров и хлеб можете рассчитывать, – искренне заверила хозяйка.

– Тогда по рукам, – провозгласил Феликс. – Сударыня, мы приложим все усилия к поиску ваших детей.

Он отвесил небольшой, но умопомрачительно светский поклон. А затем, оставив сарай где-то в стороне, мы последовали за женщиной через сугробы и дальше по узкой заснеженной тропинке к побеленному сельскому домику, мирному, как перевернутый детский волчок. У меня и в мыслях не было, что оттуда может исходить опасность. Тем не менее я понимала, что доверять чужакам – большой риск. Белесые глаза женщины ничуть не потеплели, и, пока мы шли в поле под ее отрешенным, мутноватым взглядом, мне показалось, что первейший ее изъян – не подслеповатость, а какая-то червоточина.

В таких обстоятельствах я могла полагаться на свое бессмертие. А Феликс? Мне предстояло убедиться, что угрозы ему нет.