Миша и осень на ферме

Утром следующего дня он поехал в Западный, чтобы встретиться с Алексеем Николаевичем Черниковым и пригласить его посетить ферму в эту субботу в два часа дня. Педали велосипеда он старался крутить быстрее, потому что на улице было очень холодно. По дороге он размышлял над тем, что, может, в итоге найдется кто-нибудь еще, кто будет всех мирить? Не слишком много ли Миша на себя берет, пытаясь разрешить длящийся не первое десятилетие конфликт? Малинин хотел всего лишь ферму отремонтировать. Думая о том, правильно ли он вмешивается в дела, которые его не касаются, он одернул себя: «Эгоист», – и перестал раздумывать над правильностью своего выбора.

В здании администрации Западного, поздоровавшись со Светланой Витальевной, Малинин начал опрашивать попадавшихся ему людей, а знают ли они, где находится кабинет мэра. Узнав, где расположено рабочее место Алексея Николаевича, а также то, что мэра еще нет, Миша сел на сиденье в ряду кресел у двери, на которой была табличка с надписью: «Алексей Николаевич Черников. Глава города», – и стал ждать.

Туда-сюда по коридору по своим делам ходили разные люди. Иногда на соседние кресла кто-то присаживался, потом то тут, то там открывались двери – и посетителей приглашали войти. Когда Миша успел уже основательно заскучать, к нему подошли. Он поднял взгляд – и увидел удивленного Черникова.

– Доброе утро, Миша, – произнес мэр.

– Доброе, – встал Миша с кресла и протянул мэру руку в знак приветствия.

Поздоровавшись с Малининым, Алексей Николаевич спросил:

– Вы ко мне?

– Много времени не займу, – сообщил Малинин.

– Ну, хорошо, – ответил Черников, достал ключи от кабинета и открыл ими дверь.

Кабинет Черникова, по мнению фермера, был втрое больше кабинета его коллеги из Восточного. Помещение было прямоугольным, со столом напротив двери, позади которого располагалось окно. Стол и стул стояли на ковре. Посередине обеих стен справа и слева от стола висели картины, под каждой из которых был комод, а оставшиеся части стен занимали шкафы. Две других стены были заставлены полками с книгами, которых у Черникова было очень много.

– Я вас слушаю, Миша, – сказал Алексей Николаевич, присаживаясь. Миша остался стоять.

– Алексей Николаич, – начал Малинин. – В эту субботу в четырнадцать ноль ноль у меня на ферме будет человек, который хотел бы пообщаться с вами.

Мэр прищурился.

– И почему он не пришел сюда сам? – спросил Черников.

– Я говорил с Павловым, – сообщил Малинин. – Это он будет на ферме. Просто выслушайте, что он хочет сказать.

– У меня нет времени, – сухо произнес мэр, включая компьютер на столе. В этот раз, видимо, он был настроен к коллеге из Восточного более холодно.

– Знаете, что он мне сказал? – спросил Миша.

– Не интересно, – упрямился тот.

– Он не хотел ссориться с вами, – помотал головой фермер. – Он все рассказал Вике, потому что считал, что вы сами ей никогда не признаетесь в своих чувствах.

Мэр стукнул по столу:

– И правильно считал! – воскликнул он. – Но он не имел права ей ничего рассказывать!

– Он не знал, что из этого всего получится, – продолжал объяснять Малинин. – По его словам я понял, что он жалеет о том, что сделал. Он считает, что хотел, как лучше, а вы его из ведра грязью облили. Павлов думает, что и вы его обидели, но пообщаться с вами согласился.

– И что? – насупился тот. – Он ждет извинений?

– Он и сам будет готов их принести, – заверил Миша, надеясь, что извинения из Павлова тянуть не придется. – И потом, если вы помиритесь, вашим городам ничего не будет мешать помириться. Это ведь шанс! – воскликнул Малинин. – Шанс наладить отношения между всеми вашими людьми, оставив ваши с Павловым совместные обиды в прошлом! И шанс восстановить вашу утраченную дружбу, по которой, насколько я могу судить, скучаете вы оба.

В кабинете был слышен лишь ход секундной стрелки часов на столе у Черникова. Вдруг он спросил:

– А вы сами верите, что ваша затея не провалится?

Малинин задумался над тем, что все последние годы только и делал, что надеялся на невозможное. Фермер ответил:

– Вот стоишь посреди пустыни перед выбором: идти вперед, надеясь, что впереди ждет оазис, или сесть на песок, думая что все старания уйдут в никуда, ведь вокруг на сотни километров только пустыня. Казалось бы, каков шанс, что натолкнешься на оазис, еле-еле таскаясь по жаре? Мизерный же. Верно? – спросил Миша. – И хотя шансы невелики, ты идешь вперед, надеясь, что за следующей горой песка увидишь пальмы и чистое озеро в их тени. Ты можешь даже не верить, что останешься жив и найдешь воду и тень; можешь считать, что не повезет. Но ты надеешься на лучшее – и эта надежда толкает тебя вперед. Иногда надежда – это единственное, что остается; глупая, наивная надежда. Не знаю, что конкретно выйдет из вашей с Павловым встречи, но я надеюсь, что все будет хорошо. Если бы не надеялся, то я бы сюда не пришел.

Пока фермер говорил, мэр крутил в руках ручку. Он стукнул ею по столу, а потом, вздохнув, сказал:

– Возможно, вы правы. Ладно, Миша. Я приеду на встречу с Сережкой.