И объяснил, что убивать его по любому не буду, но если он не со мной, то запру надёжно и надолго, а всеми этими новшествами будут заниматься другие люди.
Мол, вы профессор многое уже пооткрывали, с вас хватит. И запер его на неделю.
Вкусно его там кормили, но не единого человеческого лица он не видел, и там не было не единого клочка бумаги.
Теперь работает в команде. Правда, я пока за ним присматриваю.
Скоро обещал ему перетащить ему сюда сына и молодую зазнобу.
По окончании третьей недели приехал Усач с подробным отчетом. Оставил город Белоснежке.
А на следующий день заработал телеграф — соединить надо было не много — в основном то, что уничтожили по моему приказу.
В Красноярске действовали без изысков — подошли, дали залп из катюш по спешно стянутым с бору по сосенке войскам.
Оставшихся в живых расстреляли из автоматов и винтовок. Потом аккуратно и неспешно вошли в город.
Всё сделали, как я им и вдалбливал. Если бы монголы пошли лавой — не миновать грабежей. А так с десяток попытавшихся повесили и порядок.
Сразу отправили людей на основные прииски края. Золото — это главное. Золотое правило.
В целом прииски Енисейской губернии дают вдвое больше золота, чем Сухой лог.
Вызвал по телеграфу из Бодайбо Граумана — велел подыскать толкового заместителя, а самому налаживать работу на новом месте.
Золотой запас — это наше все. Послал экспедицию в триста человек через дальний восток в Магадан.
Кстати там во Владике почуяли, куда ветер дует — принялись проситься в РСС — мол, мы всегда были за, но не знали, как об этом лучше сказать.
Как говорил Валера — второе правило в книге джунглей — организация всегда должна отщипывать кусочки — пусть не территории, пусть будут новые маршруты наркотрафика, но, обязательно быть всё время быть в движении, не в застое.
Ну что же — хорошо Менделееву — уснул и приснилась таблица.
Пошёл я спать — может и мне приснится — откуда держать следующий удар и у кого откусить следующий кусок.
Глава 23
Территория Российской Империи.
Земля. Красноярск. Иркутск.
02.1882-05.1882
Своего прошлого во дворце я почти не помню. А ведь по рассказам отца тот наш дом в Пекине мало, чем от него отличался.
Отец тогда был в фаворе у Цыси, усиленно ей поддакивал, наживал большие связи и деньги.
Он так никогда и не сказал, в чём был его промах — почему он впал в немилость у своей благодетельницы.
Ведь даже меня он назвал в её честь — орхидея. А вот пожар я помню.
Помню отчаянные крики матери, после того как она успела протолкнуть меня в узкий лаз подземного хода и закрыть его снаружи — отрезая путь пламени.
Там меня и нашёл отец через несколько часов, я уснула, свернувшись комочком.
Его в это время не было дома — он был на тайных переговорах — отчаянно пытался вернуть милость высочайшей. Не успел.
У него осталась его жизнь, горстка от прежних богатств и я кроха.
Император Михаил просил меня начать воспоминания с детства. Но даже с моей тренированной памятью у меня всплывают только эпизоды.
Бегства из Пекина я не помню вовсе. А вот когда нас в Иркутске приютила в снегопад Настасья Семёновна — помню отлично.
Мы еле нашли в пургу её окраинную хату — сейчас на этом месте стоит дом культуры Рабочей Слободы.
Помню метель, холод, лошади из последних сил вывезли нас к свету, льющемуся из оконца. Вот этот свет сквозь метель я очень хорошо помню.
После она стала мне хорошей матерью — как о мачехе, о ней я не думала никогда. Детство было не то чтобы безоблачным, но и не слишком выделяющимся.
Отец хорошо развернулся — для иностранца просто прекрасно.
Неприятности начались, когда мне было лет двенадцать. Тогда к отцу и зачастил этот англичанин — якобы по делам.
Но я то давно научилась подслушивать, забираясь на чердак, все разговоры в его комнате.
Отца шантажировали, причем очень удачно. Просили не деньги, а информацию — и консультации по разным вопросам.
Стал он с тех пор очень хмурым. Он был так же доброжелателен со всеми, но я, Прасковья и братья чувствовали в нём натянутость и душивший его гнев.
Царь поступил, правильно позволив мне отнять жизнь у того безногого обрубка, в который превратился после его вопросов англичанин.
Я и раньше уважала его, а после этого стала верной последовательницей и ученицей.
Моя власть в последующие годы сводилась в основном к консультациям, но знающие люди на всём лоскутном пространстве бывшей поднебесной меня не меньше той в честь кого я была названа.
Хотя жила я не так как она — скромнее. Официально я считалась лишь старшей женой Знародая, мои поездки по подведомственной мне территории были якобы только инспекцией его заводов.
Но если я покорнейше просила губернатора где-то в протекторате либо князя из южных княжеств о встрече — никто не смел отказываться. Попытки я гасила своими силами при молчаливом одобрении Москвы.
С моим будущим мужем я встретилась за неделю до озёрной битвы. Его привёз дозор. Мы расположились в лагере старейшин разросшегося на месте поселения рода Знародая.
Старейшины договорились с Михаилом, что окончательно примут его власть, если он покажет мощь своего нового оружия.