Да и понять многим не мешало бы, что неприкасаемых не существует. А брат пусть покоптит белый свет — легче будет делить, потом, кто был с ним, а кто со мной. Кто будет жить в хоромах, а кто лежать в бетоне под ними.
Он уйдёт последним, после отца. Совершенно ведь ясно, что по моей же легенде — встречаться нам нельзя. А я к нему можно сказать привязался. По этому постараюсь всё сделать мгновенно и безболезненно.
А в Иркутске становилось многолюднее. Пришлось даже отрядить два парохода в Байкал ловить рыбу сетями. Вредно для экологии — но что поделаешь.
Ставили людей к конвейру по одной гайке — и в конце выходила хорошая продукция. И не только военная.
Жить становилось немного проще. Пять электростанций освещали город.
А Слобода сверкала как настоящий город конца 20-го века. Жалко неона нет.
Ну, ничего — зато есть автоматические лампочки на здании банка РСС.
Прибывающие якуты раскрывали глаза и рты — как будто в сказку попали. Выглядит со стороны смешно. Прибывает этот индивид на пароходе. Снимает свой отороченный соболем капюшон и застывает, буквально на полчаса видя это море огней.
Потом он мой. И не важно кем он будет здесь — воином, охотником или поденщиком, он всё равно мой. Я его поразил. Он не сможет поверить тем, кто обличает меня как тирана и богопротивную нехристь.
Да и всё равно это данному якуту. Мне нужны их руки. А им нужны мои деньги.
Самое смешное, что многим интересны не золотые монеты, а именно купюры с моим изображением. Или профилем деда.
Имперских денег я печатаю даже больше чем своих.
В прошлой жизни, как нормальная разнопрофильная преступная группировка, мы занимались также и подделкой денег. Но это был всё же не наш профиль — поэтому руководил не я.
У нас на этом направлении сидело только трое спецов. Делали оптовые партии российского крупняка.
Бумагу гербовую вполне легально заказывали в немецких типографиях — якобы для госучреждений.
Оттуда морем в Ейск — там у нас были каналы.
Так что я с гордостью носил имя лучшего фальшивомонетчика Российской Империи. Денег своих я печатал втрое меньше чем папашиных.
За половину папиных денег работала вся агентура. Вторую я тратил на отечественное оружие.
В той жизни данный фокус лучше всего проделывали янки — имели во всех позах весь мир за свою зелёную бумагу. Учусь у великих.
Уже сейчас печатный станок даёт мне в десять раз больше чем Сухой лог. Примериваюсь к фунту и доллару.
Запущу их, когда столкнусь непосредственно с львятами. Буду у них оружие покупать. Когда они ещё до защитных магнитных полос додумаются.
А пока веду в тихую переговоры с Непалом — их верховные жрецы в принципе согласны на мой протекторат.
Готовы объявить меня новым воплощением будды, но пока торгуются. Я им намекнул про Пекин — теперь ждут развития событий. Я не тороплю. А так милые ребята — эти древние арийцы — не помешают.
Начал производство пуль дум-дум — очень полезное оружие — раны из него это нечто. Конечно, кучность у них хромает, но половину пуль для Пекина составляли они.
Сейчас главное армия. Как говаривал Валера — народ — дерьмо, но только если ты уверен в своих стволах. Только так. Любая цельная организация, опирающаяся на штыки и стволы в сотню раз вернее толпы граждан.
Пусть пограбят на фундаменте поднебесной, а потом вернуться.
И пусть покоряться им и Персия и Бактрия и Индия, а деньги у них для этого будут. Напечатаю.
Глава 25
Территория Российской Империи.
Земля. Стамбул-Иркутск-Пекин.
01.1882- 04.1882
Наконец с приходом нового века отгремело десятилетие войн.
Нет более Британской империи, Франции, США, Германии, Японии, Китая. Большая часть этого не завоёвана, а просто расчленена.
Я поставленную задачу выполнил — уничтожил флоты противника. Теперь можно и за мемуары — раз государь просит.
А ведь сначала я сомневался, служить ли Михаилу. Верность моя всегда была на стороне России. Я с ранних лет привык доказывать её делами, рисковать ради неё головой и карьерой.
Верность Михаилу? Что скрывать — половина её до первой победы была определена тем, что у него гостили моя жена и дочь Оленька.
Ну ладно начнём по порядку. В тот день, передав дела на корабле помощнику, я направился домой.
Мы с моей незабвенной Капитолиной Николаевной были приглашены на прием, который давал французский посол в Стамбуле.
Жена собиралась уже около часа. Затем в дверь постучали. Из детской вышла кормилица и пошла открывать.
Далее она вернулась, а за ней, приветливо улыбаясь, две хорошо одетые молодые барышни.
Затем старшая из них — лет двадцати на вид, неуловимым движением скользнула к кормилице и сомкнула правую руку у неё на шее. Мгновение и та осела на пол бережно поддерживаемая переставшей улыбаться валькирией.
Вторая извлекла из складок юбки тупоносый револьвер и направила на меня — жестом призвав меня к молчанию. Пока я несколько секунд колебался, прыгнуть ли мне на эту сумасшедшую девицу и попытаться отнять оружие, вторая быстро встала, шагнула ко мне, сказала — не двигайтесь, помните о ребенке, в руке у неё блеснул нож.