Мишель плачет в супермаркете

Я села на автобус до Нью-Йорка с тяжелым чувством. Мать уже упоминала о боли в животе за пару месяцев до этого, в феврале, но в то время я не придала этому особого значения. На самом деле я даже пошутила, спросив по-корейски, нет ли у нее диареи: «Сольса иссоё?» Это слово я всегда помнила, потому что оно очень похоже на сальсу, а фонетическое сходство облегчило его запоминание.

Мать редко посещала врачей, полагая, что болезни проходят сами по себе. Она считала, что американцы слишком мнительны и употребляют чрезмерное количество лекарств, и привила мне эту веру с юных лет, поэтому, когда Питер отравился консервированным тунцом и его мать предложила мне отвезти его в больницу, я едва сдержала смех. В моем доме пищевое отравление не лечили ничем, кроме рвоты. Пищевое отравление было обрядом посвящения. Трудно ожидать, что можно хорошо поесть, при этом ничем не рискуя, и мы страдали от последствий дважды в год.

Если уж мама решила пойти к врачу, значит, случилось что-то серьезное, но я и подумать не могла, что речь идет о смертельной болезни. Всего два года назад от рака толстой кишки умерла Ынми. Казалось невероятным, что мать тоже заболеет раком, ведь молния не бьет два раза в одно и то же место. Тем не менее я начала подозревать, что родители что-то от меня скрывают.

Автобус прибыл в Нью-Йорк ранним вечером. Дункан предложил встретиться в Cake Shop, маленьком баре в Нижнем Ист-Сайде, в подвале которого устраивались концерты. Я набила одеждой на выходные здоровенный рюкзак и, идя по Аллен-стрит к бару, сразу же почувствовала себя невзрачной и юной.

Весна уступала место лету, и люди, уходящие с работы, сбрасывали куртки и несли их в руках. В моей душе засвербило знакомое непреодолимое желание. Когда дни становятся длиннее и прогулки по городу приятны на протяжении всего дня, мной овладевает безумная, шальная тяга пробежаться пьяной по пустынным улицам, вместе с каблуками сбросив с себя груз ответственности и забот. Но впервые я почувствовала, что от этого импульса мне необходимо отвернуться. Я знала, что у меня больше не будет ни летних каникул, ни праздных дней. Мне нужно было смириться с тем, что в ближайшее время что-то в моей жизни переменится.

Я добралась до бара гораздо раньше Дункана, который написал, что опаздывает примерно на двадцать минут. Я позвонила маме и не получила ответа. «Что происходит???» Я оставила ей сообщение, начиная чувствовать себя покинутой. Я бросила рюкзак под барный стул и стала просматривать пластинки у окна, выходящего на улицу.

Мы с Дунканом никогда не были особенно близкими друзьями. Он был на два года старше и, когда мы познакомились, учился в Хаверфорде[42]. Между нашими двумя кампусами курсировали автобусы, и студенты обеих школ могли записываться на семинары и в клубы любого из колледжей. Дункан был одним из пяти членов FUC, группы, отвечавшей за приглашение музыкальных коллективов, которые приезжали играть в кампусе. Он одобрил мою кандидатуру, когда я подала заявку на вступление, и теперь я надеялась, что он вновь окажет мне поддержку.

Я почувствовала, как вибрирует мой телефон. Наконец-то это была моя мать, так что я схватила сумку и выскользнула наружу, чтобы ответить на звонок.

«Мама, что происходит?»

«Ну, милая. Мы знаем, что ты на выходных в Нью-Йорке, – сказала она. – Мы хотели подождать, пока ты вернешься в Филадельфию и будешь дома и с Питером».

Обычно на другом конце линии ее голос звенел, но сейчас он звучал так, словно она говорила из комнаты с «мертвой акустикой». Я начала ходить туда и обратно по улице.

«Если что-то не так, я бы предпочла узнать это сейчас, – сказала я. – Несправедливо держать меня в неведении».

На другом конце провода повисла долгая пауза, указывавшая на то, что мать начала разговор с намерением не сообщать мне новости до тех пор, пока я не вернусь домой, но теперь пересматривала свое решение.

«У меня нашли опухоль в желудке, – сказала она наконец, и слово упало, как молот на наковальню. – Они говорят, что это рак, но еще не знают, насколько все плохо. Им нужно провести еще несколько исследований».

Я перестала ходить взад-вперед, и застыла на месте, ловя ртом воздух. Через дорогу мужчина входил в парикмахерскую. Группа друзей сидели за столиком на открытом воздухе, они смеялись и заказывали напитки. Люди выбирали закуски. Курили сигареты. Сдавали одежду в химчистку. Подбирали собачьи экскременты. Отменяли помолвки. Мир двигался без остановки в приятный, теплый майский день, а я стояла совершенно потрясенная на тротуаре, узнав, что матери грозит серьезная опасность умереть от болезни, которая уже убила любимого мной человека.

«Постарайся не слишком волноваться, – сказала она. – Мы с этим разберемся. Иди к своему другу».

Как? Как, как, как? Как может женщина в полном здравии обратиться к врачу по поводу расстройства желудка и уйти с диагнозом рак?