Мишель плачет в супермаркете

Я увидела, что вдалеке из-за угла появляется Дункан. Он помахал мне рукой, когда я закончила разговор. Я сглотнула ком в горле, закинула сумку обратно на плечо и улыбнулась. Вспомнила мамины слова: «Прибереги слезы для моих похорон».

В баре был «Счастливый час»: «купи одну и получи вторую бесплатно», так что мы заказали по две бутылки пива Miller High Life, которые нам принесли мгновенно. Мы обменялись новостями о жизни друг друга после окончания учебы. Он только что закончил репортаж о Лане Дель Рей[43], и после того как я потребовала от него подробностей, рассказал, что на протяжении всего интервью она курила одну сигарету за другой и всю беседу записала на свой iPhone, чтобы защититься от неверного цитирования, что мне в ней очень понравилось.

На второй бутылке я призналась, что рассматриваю идею переезда в Нью-Йорк, полностью осознавая, что сейчас говорю, как героиня некой драмы, мысленно открещиваясь от информации, которую узнала всего час назад. Я понимала, что любые планы, которые я могла строить, теперь обнулились, и что мне, вероятно, придется вернуться в Юджин, чтобы быть там, пока мать проходит курс лечения. Я помешалась на секретности. Мне было противно скрывать такую монументальную информацию, но я считала совершенно неуместным сообщать ее человеку, которого знаю лишь поверхностно, а еще я боялась, что если произнесу эти слова вслух, то тут же разрыдаюсь.

Дункан одобрил мое решение и призвал меня снова к нему обратиться, когда придет время. Мы попрощались, и я позвонила Питеру, стоя на том же месте тротуара, где за два часа до этого узнала, что у матери рак.

Питер был первым из моих парней, который понравился моей матери. Впервые они встретились в сентябре прошлого года. Мои родители праздновали тридцатилетие своей свадьбы в Испании и договорились перед этим сделать остановку в Филадельфии. Прошло три года с тех пор как они посетили меня на Восточном побережье, это был первый раз после выпуска из колледжа. Я была полна решимости произвести на них впечатление знанием города и своей самодостаточной, хотя и шаткой версией взрослой жизни, поэтому провела недели, изучая лучшие рестораны города и бронируя столики, а также запланировала однодневную поездку в Элкинс-Парк, чтобы показать маме корейский район.

Питер отвез нас всех в Джонгачжиб, ресторан, который специализируется на сундубу тиге, остром супе с мягким тофу. Мать просветлела, взволнованная разнообразием блюд, которых не предлагали в корейских ресторанах Юджина, просматривая меню и выбирая то, что понравится моему отцу. Питер выздоравливал после простуды, поэтому она посоветовала ему заказать самгетан, сытный суп из молодой курицы, фаршированной рисом и женьшенем. На общий стол она заказала хэмуль паджон[44] «басак басак», что означает «хрустящие-хрустящие», – к этой тактике она всегда прибегала, чтобы получить как можно более хрустящие блинчики. За сундубу тиге и хрустящими, толстыми ломтиками блинчиков с морепродуктами я рассказала маме о расположенном по соседству корейском спа-центре, похожем на те, в которые мы ходили в Сеуле.

«У них даже есть скраб[45]», – сказала я.

«В самом деле? У них даже есть скраб? Мы все пойдем?» – спросила мама со смехом.

«Звучит забавно», – поддержал Питер.

Тимчжильбаны[46], как правило, разделены по половому признаку, с общей зоной для общения представителей обоих полов в свободных, одинаковых пижамах, выдаваемых при входе. Внутри бани полная нагота является нормой. Если бы Питер с нами пошел, это бы означало, что ему и моему отцу пришлось бы проводить время обнаженными немногим менее чем через двадцать четыре часа после их первой встречи.

Питер послушно съел свой суп, поблагодарив маму за рекомендацию, и с удовольствием поглощал банчаны – миёк мучим, нежный салат из морских водорослей, заправленный терпким уксусом и чесноком; сладкого и пряного вяленого кальмара; гамджа джорим, масленый вареный картофель в сладком сиропе – все эти блюда он полюбил с тех пор, как мы начали встречаться. Одной из моих любимых особенностей Питера было то, как он закрывал глаза, когда ел то, что ему действительно нравилось. Он как будто считал, что отключение одного из органов чувств усиливает остальные. Питер был не робкого десятка и никогда не давал мне понять, что то, что я ем, является странным или отвратительным.

«Он ест как кореец!» – сказала мать.

После того как Питер извинился, чтобы выйти в туалет, родители начали перешептываться, сблизив головы над центральной частью стола.

«Держу пари, что он струсит идти в баню», – сказал папа.

«Держу пари на сто долларов, что он это сделает», – возразила мать.

На следующий день в вестибюле спа-салона, когда пришло время расходиться, Питер, не дрогнув, направился к мужской раздевалке. Мать выстрелила в отца самодовольной улыбкой победителя и потерла палец о палец, намекая на то, что ему придется раскошелиться.