Мишень

Заметив, что я хочу уйти, она взяла меня за рукав.

- Если ты часто обо мне вспоминаешь, но не любишь, о чем же ты тогда думаешь?

- Почему тебя это интересует?

- Потому что ты думаешь обо мне, а, значит, я должна знать. Ты вспоминаешь нашу брачную неделю, да, Винсент? Помнишь наше путешествие? Ирландию? Ведь было весело?

Тысячу раз она цепляла одни и те же невидимые крючки внутри меня – и тысячу раз получала желаемую реакцию. Сейчас я чувствовал то же, что и всегда во время ее бесконечных сцен – медленно нарастающую злость. И, если тогда такие проблемы решались, стоило нам закрыть за собой дверь спальни…

- Хочешь знать, о чем я думаю, Дана? Я думаю о том, как женщина, которая ждала меня почти две тысячи лет, спасала мне жизнь, делила со мной постель и клялась в вечной любви ушла, потому что свобода для нее оказалась дороже! Ты знаешь, каково это – день за днем открывать глаза и понимать, что ад, в котором ты живешь, еще не закончился? А ты знаешь, каково это – когда кто-то вызволяет тебя из этого ада, а потом бросает, и вот он, снова, этот ад, только уже страшнее, потому что он тебе уже знаком? Ты спрашиваешь, люблю ли я тебя, Дана? А ты любила бы существо, которое предпочло тебе свободу?!

- Вот уж не знаю, Винсент. Будь я на твоем месте… думаю, что да.

- И, к сожалению, ты права. Хотя не уверен, можно ли называть это любовью.

Дана, напустив на себя невинный вид, потрепала волосы.

- Надеюсь, со своими чувствами к Аннет ты определился поконкретнее.

- Больше нам не о чем говорить, Дана.

- Пока-пока, Винсент. Передай своей смертной, что алкоголь плохо влияет на слабый человеческий организм.

Официант остановился передо мной, и я решил не отказываться от очередного бокала. Правда, пить мне не хотелось, я бы с большим удовольствием разбил его о стену, туда же отправил бы и поднос, а потом – и официанта. Но если каратель Винсент мог позволить себе такое поведение, то доктора Кристиана Дойла как минимум не поняли бы. Пришлось сделать пару глубоких вдохов и, сохраняя внешнее спокойствие, пройтись взад-вперед по зале. Я высматривал Эмили, но она меня опередила, вынырнув из толпы.

- Ну, что я сейчас расскажу!.. – начала она и осеклась, посмотрев мне в лицо. – Что такое, пап?

- Все в порядке, детка, просто задумался. Так что ты хотела рассказать?

- Просто задумался? Да ты сейчас от злости сметешь все вокруг!

- Хватит, Эмилия. Я тебя слушаю.

- Обещай, что дома все расскажешь!

Пообещать я не успел, потому что мой сотовый телефон разразился заливистой трелью. Сначала я решил, что меня ищет Киллиан, на худой конец – мисс Сандерс, но ошибся.

- Только не думай, что я сошел с ума, ладно? – заговорил Эдуард.

- Где ты? Отец тебя искал.

- В больнице. В приемном покое. Госпиталь имени Люси Тревер, знаешь такой?

- Знаю, черт побери. Как ты туда попал?

- Не знаю! – заныл Эдуард. – Здесь все говорят, что я попал в аварию, а я отлично себя чувствую! Но меня не выпускают… сказали, это шок. В общем, не мог бы ты приехать?

- Сейчас буду.

Эмили смотрела на то, как я убираю телефон в карман.

- Сделай мне одолжение, детка, - обратился я к ней. – Права у тебя с собой?

- Да. – Она указала на сумочку. – А что такое?

- Ты видела рыжеволосую даму, в компании которой я пришел? Это Вероника Корд, моя начальница. Ее машина – серебристый двухдверный «мерседес», на заднем стекле наклейка «Я люблю быструю езду». Доставь даму домой – это недалеко. Она выпила лишнего, не хочу, чтобы она садилась за руль.

Эмили развела руками.

- Ну ладно. А ты куда?

- Как всегда. На поиски приключений.

***

Эдуарда я нашел без труда – и потому, что приемный покой госпиталя в такой час был почти пуст, и потому, что все знали, кто такой Мун-младший. Возле его кровати топтались две медсестры, а молодой светловолосый врач с сосредоточенным видом изучал показатели кардиографа.

- Еще порцию крови, - распорядился он. – Вторая отрицательная.

- Да, доктор, - ответила одна из медсестер и направилась к двери.

Вторая не отвлекалась от своего занятия – прикрепляла к капельнице пакет с прозрачной жидкостью.

- Вот и обезболивающее, господин Мун, - с улыбкой обратилась она к Эдуарду. – Все будет хорошо.

- Со мной и так все хорошо! – простонал пациент. – Кристиан, скажи им!

Врач и медсестра как по команде повернули головы ко мне. Я улыбнулся.

- Добрый день. Меня зовут Кристиан Дойл, я друг Эдуарда. Мы можем побыть пару минут наедине? Я врач. Обещаю, ничего не случится.

Медики помедлили, поглядывая на меня с сомнением, а потом сдались и вышли из маленькой палаты, тихо прикрыв дверь.

- Все сошли с ума! – отрубил Эдуард.

- Помолчи-ка.

Я заглянул ему в глаза – зрачки были подозрительно широкими при учете яркого света лампы – а потом взял за руку и сосредоточился на ощущениях. Эдуард не выглядел жертвой аварии: ни царапины, ни синяка. И здоровый цвет его лица никак не вязался с моим диагнозом.

- Сколько? – спросил я, поднимая руку и показывая Эдуарду четыре пальца. Кто бы мог подумать, что мне придется прибегнуть к привычной для смертных диагностике.

- Четыре, - ответил он с таким видом, будто я считаю его за идиота.

- Дышать не тяжело?