– Всем известно, – прокукарекал я, – что нельзя падать на мизер с голой дамой на руках.
– Ну что? – усмехнулся Мамай. – Прошла идиосинкразия?
– Прошла, – кивнул я. – Только не могу понять, при чем здесь Саничев?
– Все очень просто, – начал объяснять он. – Статья Логинова попалась Сергею случайно, когда он служил в полку под Москвой. Денег у него было мало, а времени много. Вот и он начал читать. В теории он мало что понял, но в выводах разобрался. Они его так поразили, что он решил написать рассказ. Рассказ писался, рос, превратился в повесть, затем в роман. А что? Почему об их открытиях шумит весь мир, а о нашем гении знают только коллеги? Патриоты мы или нет? Короче! – отдышался Мамай. – Текст готов, – он ткнул пальцем в папку. – От тебя требуется прочитать и дать заключение, можно ли это печатать.
– Да, но при чем тут мы? – взмолился я. – Мы не печатаем романов! Если б ты принес рассказ или статью, тогда другое дело. Вот реплику твоего друга об инерцоидах мы обязательно опубликуем. Я могу сразу дать заключение: «Написано по теме, позиция автора ясна, опечаток не обнаружено». Кстати, а где, так сказать, автор? Почему он сам не пришел?
– Сергей пока не может ходить, – нахмурился Мамаев. – На последних испытаниях он сломал ногу, сейчас лежит в областной травматологии.
Я посмотрел на Мамаева. Сгорбившись, он сидел на стуле и уныло грыз ногти на левой руке. Таким я его никогда не видел. Под ложечкой у меня что-то екнуло.
– Гм! – кашлянул я. – Ну, хорошо. А в чем замысел этого, тык-скать, романа?
– Замысел прост, – оживился Мамай. – Надо, чтобы школьники узнали, что время и гравитация связаны между собой. Сначала они задумаются. А потом кто-нибудь возьмет да изобретет машину времени.
– А где сюжетные ходы и все такое? – возразил я. – Где конфликты? В нашей фантастике хорошее всегда боролось с еще более лучшим.
– Не волнуйся, конфликтов здесь хватает, – пообещал Мамай. – Да что я тебе рассказываю! – он с шумом поднялся со стула. Я невольно встал вместе с ним.
– Нет, ты, пожалуйста, оставайся! – он угрожающе навис надо мной. – Рукопись на столе. До обеда еще уйма времени. Читаешь ты быстро. Вернусь, тогда и поговорим.
– Сколько здесь? – обреченно спросил я, взвешивая папку в руке.
– Для тебя – немного, – отрезал он. – Ты профессионал, или кто? Работай! Родина тебя не забудет.
Мамай вышел. В комнате сразу стало просторнее. Дышать стало легче. Выбора не было. Развязав папку, я достал пачку листов и принялся за чтение.
Глава 9
Далеко на окраине солнечной системы, на расстоянии свыше 10 триллионов километров от Солнца, кружатся в безмолвном хороводе сбившиеся в гигантское облако промерзшие насквозь кометные ядра. Время от времени одно ядро сталкивается с другим, плетущимся рядом, они слипаются, теряют скорость. И тогда, не имея сил противостоять пусть слабому, но настойчивому притяжению со стороны центрального светила, этот огромный снежный ком сходит с орбиты и начинает движение по новой траектории навстречу разрушительному сиянию Солнца.
За полмиллиона лет до Рождества Христова обломок твердого метана с вкраплениями хлопьев аммиака врезался в середину сорокакилометровой ледяной горы при относительной скорости около пяти километров в секунду. Мгновенно раскалившиеся от удара десять миллионов тонн аммиачно-метановых кристаллов пробили покрытую пылинками двуокиси кремния рыхлую поверхность айсберга и оказались внутри ледяной толщи. От нестерпимого жара лед закипел, превращаясь в пар, который мгновенно устремился наружу, но, встретив космический холод, осел на стенках щелей, закупоривая их ледовыми пробками.
Через сто часов под поверхностью айсберга образовалась герметичная полость диаметром в три километра, заполненная перегретой газовой смесью из метана и аммиака с температурой пятьсот градусов при давлении сто атмосфер. Возник огромный естественный химический реактор, в котором непрерывно синтезировались и распадались многоатомные органические молекулы. Некоторые циклические соединения нитроводородов оказались довольно устойчивыми и могли существовать уже часами в этой горячей атмосфере, насыщенной молекулами кремния.
Год спустя температура паров снизилась до критической точки и в газовых завихрениях появились первые капельки воды, которые начали оседать на внутренней поверхности полости, обращенной к центру ледяной горы. Капельки сливались в ручейки, стекавшие в широкую воронку, выплавленную в теле айсберга кумулятивной струей раскаленных газов, образовавшихся в момент взрыва.