Мишн-Флэтс

– Останься, дружище. Твое дело молодое, крепкое. А я, старик, всю ночь на ногах не продержусь.

– Ладно, посижу в коридоре, как и договорились, – сказал Пит и вышел.

Я возмущенно спросил Келли:

– Зачем эта комедия с охраной?

Келли вздохнул и остро посмотрел на меня.

– Потому, сынок, что сердце подсказывает мне недоброе.

29

Утром в семь тридцать в дверь вежливо постучали. Вошла Кэролайн с большой сумкой на плече.

– Доброе утро, – сказала она, скосив изумленный взгляд на своего отца. Его она тут никак не ожидала встретить. – Извини, что тебя разбудила.

– Нет, нет, я не спал.

– Как голова?

– Ничего, уже не трещит, а только потрескивает.

Натянутая простыня на животе предательски выдавала, что мой «дружок» с утра на взводе. Ворочался, гад невоспитанный, словно белка под простыней резвилась! Я проворно скомкал простыню; мне было неловко при мысли, что Кэролайн воспримет это как реакцию на нее. На самом деле просто излишек жидкости просится наружу. Как всегда по утрам бывает.

Правда, Кэролайн выглядела как конфетка – принаряжена, свежа. Ничего провоцирующего – юбка чуть ниже колена, на шее крохотный вырез клинышком, – но само воспоминание о том, что между нами однажды было, заставляло белку ворочаться еще наглее. Глазами я уже раздевал Кэролайн.

А она тем временем поставила сумку на стол и стала доставать из нее только что купленную одежду.

Моя радость быстро угасла. Все ее тело, все ее жесты однозначно говорили о том, что она тут против своей воли, что ей здесь быть неприятно, хотя и необходимо.

– Вот уж не думал, не гадал, что ты меня навестишь, – сказал я.

– А я и не собиралась к тебе, – огрызнулась Кэролайн.

– Как вижу, все-таки пришла.

– Это не то, что ты думаешь, – сказала Кэролайн. – Просто у тебя объявился новый друг – очень особенный друг!

– Да ну! И кто же?

– Харолд Брекстон собственной персоной.

– Что ты имеешь в виду?

– Ночью мы его наконец арестовали. Молчит как рыба. Заявил, что говорить будет или с тобой, или, если не выйдет с тобой, с Максом Беком. Уж лучше с тобой, чем с этим угрем Максом!

– Но Лауэри категорически приказал мне держаться подальше от следствия!

– А тебя к следствию никто и не подпускает, – отрезала Кэролайн. Она сложила руки на груди, набычилась и, после паузы, тоном строгой матери спросила: – Ну так что, отказываешься беседовать с Брекстоном?

– Я не против... Только странно слышать такую просьбу от тебя.

– Мне действительно не по душе просить тебя о помощи. Но уж так все поворачивается, что ты нам нужен. Мы практически ничего существенного против Брекстона не имеем. Того и гляди придется отпустить его на все четыре стороны. Требуется зацепка, чтобы оставить его в камере. Если Брекстон с тобой разговорится или ты его разговоришь, будет большая польза для дела.

– Один подозреваемый допрашивает другого подозреваемого. Хорошенькая картинка.

Кэролайн было не до шуток.

– Мы будем присутствовать при допросе. И будем вас обоих очень и очень внимательно слушать.

– С какой такой радости я в подобной ситуации должен вам помогать?

– Вытащишь из него что-либо полезное – тебе обломится.

– А если не вытащу?

Кэролайн предпочла промолчать.

Я обратился за советом к Джону Келли, который до сих пор безмолвно слушал нашу перепалку.

– Бен, решай сам. Если сочтешь нужным не вмешиваться – никто тебя не принудит, никто не осудит.

– Осудить, может, и не осудят, да только засудят, – угрюмо пошутил я. – Ладно, опоздал я с этого поезда спрыгнуть – стало быть, судьба дальше ехать.

– Вот и хорошо, – сказала Кэролайн. – Керт ждет внизу, в машине.

Она вытащила из стопы одежды белую новенькую сорочку и протянула мне.

– Одевайся. Все на тебе было в крови. Особенно рубаха.

– Спасибо за хлопоты. Сколько я должен?

– Нисколько, если поможешь с Брекстоном.

Она говорила со мной сухо, «на автопилоте», без души.

Я досадливо крякнул и стал выбираться из постели.

– Слушай, Кэролайн, будь ты человеком! Можно мне поговорить с тобой минуту-другую наедине? По-людски поговорить?

Джон Келли тут же подхватился и стал извиняться – дескать, у него дела, ему нужно идти.

– Сиди! – прошипела Кэролайн.

Ее отец блеснул глазами, но покорился.

– Ладно, все ясненько, – сказал я. – Спасибо за шмотки.

Кэролайн достала сорочку из пакета и развернула ее.

– Подставляй руки. – По ее лицу скользнула улыбка – первая за утро, и она добавила: – Хотя, как правило, это привилегия не прокурора, а адвоката – надеть последнюю чистую рубаху на приговоренного убийцу.

30

В отделе по расследованию убийств нас четверых – Эдмунда Керта, Джона и Кэролайн Келли и меня – поджидали Гиттенс и Лауэри.

На Лауэри был другой роскошный костюм – уж не помню какого цвета – и соответствующие туфли. Он приветствовал меня мрачным кивком головы.

Зато Мартин Гиттенс крепко пожал мне руку и осведомился о самочувствии. Приятно, черт побери. В последнее время у меня наблюдался острый дефицит положительных эмоций.

Возможно, драма в церкви опять растопила сердце Гиттенса по отношению ко мне.

Возможно, он уже одумался и больше не верит в то, что именно я убил Данцигера.