Мишн-Флэтс

Не знаю, какими буквами этот звук передать. Буквы глупые, неточные.

Хрясь!

Или цок!

Этот звук навеки в моем мозгу, но передать его я не умею.

Неожиданно глухой, спокойный такой звук.

Как удар копыта по мостовой. Только не такой звонкий.

Полицейская дубинка Джона Келли ударила по черепу Гиттенса с такой силой, что вылетела у меня из руки и упала на песок.

Не помню, что первым коснулось песка — дубинка или тело Гиттенса.

Сначала крови не было. Гиттенс лежал лицом в песок. Неподвижно.

Я оглянулся. Отец и Брекстон бросились ко мне. Меня это не интересовало. Я снова стал смотреть на озеро. Как чудно оно сияло под луной!

Когда отец и Брекстон подбежали, тело вдруг зашевелилось. Ноги засучили по песку.

— Другого выхода не было, — хрипло сказал я.

Отец таращился на меня — лицо искажено, рот приоткрыт.

Я повторил уже увереннее:

— Другого выхода не было.

Теперь мой голос звучал до странности умиротворенно. Хотя в моей душе был хаос, ад и взболтанная клоака.

Одновременно я ощущал дикую, колоссальную энергию; энергию эту я ненавидел, но контролировать не мог. Она была моей хозяйкой.

Я пошарил глазами по песку. Где дубинка? Куда она подевалась? Я ведь ее только что слышал.

Гиттенс застонал и стал подниматься на колени.

Я по-прежнему шарил глазами в поисках дубинки. Куда она упала, черт побери! Она мне нужна!

Гиттенс, постанывая, на четвереньках пополз в сторону воды. Вряд ли он понимал, куда двигается и зачем. Теперь была видна кровь на маковке. В темноте не разберешь, много ли. Лил дождь. И по голове Гиттенса текли темные струи.

— Что теперь? — спросил я отца.

Он ничего не ответил. Его лицо уже пришло в порядок, он только хмурился. Очень старый человек. Которого поливает дождь.

Я не мог дольше смотреть ему в глаза.

Я повернулся к Брекстону:

— Что теперь?

Брекстон мотнул головой в сторону Гиттенса, который остановился у кромки воды и пытался встать.

— Хочешь, чтоб я докончил? — спросил Брекстон.

— Нет, — сказал я.

Гиттенс покачнулся и упал — в воду. Теперь он стоял на четвереньках на мелководье.

Брекстон сказал:

— Так надо.

Я подошел к Гиттенсу, взял за ворот и потащил дальше в воду. Холод привел его в чувство, и он стал бороться со мной. Впрочем, силы быстро оставили его. Я держал его плечи и голову под водой. Еще два-три раза он пробовал вырваться, выныривал с хрюкающим звуком, хватал воздух ртом. Там было мелко, меньше двух футов. Я погрузил его голову на самое дно, уткнул ртом в песок. И долго держал так. В конце концов Брекстону пришлось оттащить меня со словами:

— Хватит, все уже кончено.

Эпилог

С той ночи у озера прошел чуть ли не целый год.

И весь этот год я прилежно писал свои «мемуары» — мне хотелось все снова пережить и попытаться хотя бы себе объяснить, как и почему произошло то, что произошло. Мне хотелось выговориться. И во всем признаться. Кому я признаюсь — непонятно. Пока что просто бумаге.

Вы спросите меня, мой добрый читатель, которого, быть может, не будет никогда, вы спросите меня: а что было потом, чем закончилась вся эта история?

Вы хотите подробностей, вы хотите правды — правды, только правды и ничего, кроме правды, как выражаются балаболки-юристы. Словом, вы хотите получить ответы. Ладно, извольте.

Тело Мартина Гиттенса обнаружили в бостонской гавани, в заросшем камышом мелководье, которое начинается сразу за Бэттери-Пойнт — помните, там, в крохотном садике на краю суши, мы однажды беседовали с Гиттенсом. В рапорте коронера было отмечено, что в легких погибшего не соленая болотная жижа, а пресная вода. Однако этот факт попросту игнорировали. Никому не хотелось копаться в грязи; быстро распространились слухи о том, каков был Гиттенс на самом деле, что на его совести по меньшей мере три убийства: Фазуло, Траделла и, да-да, Боба Данцигера.

Работники прокуратуры, полицейские, журналисты и те немногие добропорядочные граждане, которые были более или менее в курсе произошедшего, — все пришли в кои-то веки к безмолвному соглашению «не гнать волну» и не вдаваться в подробности того, как утонул полицейский Гиттенс — тройной убийца. Утонул и утонул. Пять строк мелким шрифтом на последней странице. Собаке собачья смерть.

Дело благополучно превратилось в «висяк».

Поскольку оно никого не интересует, то есть надежда, что оно так и останется нераскрытым и со временем будет тихо сброшено в архив.

В первый момент убийство хотели навесить на Харолда Брекстона. Но очень скоро выяснилось, что в ночь убийства он находился за решеткой в полицейском участке города Версаль, штат Мэн.

Разумеется, тщательная проверка могла бы выявить странный факт, что в ту ночь и Брекстон, и шериф Трумэн до самого рассвета находились где угодно, только не в полицейском участке города Версаль, штат Мэн.

Да и мокрый коврик в багажнике «бронко» мог о многом поведать опытному детективу.

Однако тщательности в этом расследовании ни от кого не требовали.