Гиттенс кивнул — дескать, все понятно.
— Я сказал «может быть», Гиттенс. Я не говорил — «он у нее». Ясно?
— Ясно. Все в порядке, не дергайся.
После некоторого колебания Гиттенс положил на стол еще одну двадцатку.
— Гиттенс, ты уж смотри, найдешь Рея — помоги ему! Рей кругом чистый. Это прокурор затянул его в дерьмо. Надул ему всякое в уши — Рей и клюнул!
— Знаю, Бобо, знаю.
— Вы же видите, как тут закрутилось! Только на вас и надежда. Ради всего святого, вытащите Рея из этого дерьма.
— Гиттенс, вы отвалили этому придурку целых восемьдесят долларов!
— Парень неплохо заработал за каких-то пять минут!
— Откуда у вас деньги, чтобы так ими швыряться?
— Это денежки наркодельцов. Плохие парни финансируют следствие против самих себя. Разве это не справедливо? Да и вообще, не будь плохих парней, не нужны были бы и полицейские! Так что скажем плохим парням большое-пребольшое спасибо.
— Как эти деньги попадают к вам?
— Ах, Бен, когда ты занят ловлей наркоманов, по деньгам почти что ходишь. Проводишь рейд — и на «малине» всегда где-нибудь валяются пять-десять-двадцать тысяч долларов. И все наличные. В аккуратных пачечках, резиночкой перехвачены. Или берешь продавца на улице — опять же карманы набиты десятками-двадцатками. Ну и забираешь — без всяких там протоколов, без всякой головной боли.
— И что, никто не протестует, не требует назад?
— Смеешься! Что они могут против нас? Если наркодилер заявит в суде: «Они у меня отняли столько-то и столько-то», — ему ведь придется очень многое объяснять. Наличные, как правило, являются вещественной уликой. Попросил денежки обратно — значит, признал свою вину. Поэтому они помалкивают.
Мы мчались на полной скорости по шоссе номер I-93 в сторону Лоуэлла — деградирующего фабричного городка в сорока пяти минутах к северу от Бостона. Чтобы проще лавировать на забитой автомобилями дороге, Гиттенс включил мигалку.
Пока мы с Гиттенсом беседовали, Келли дремал на заднем сиденье.
— Да, можно только пожалеть, что в моем родном Версале такая тихая жизнь, — сказал я. — Пощипать некого. Но все эти конфискации, наверное, такая противная бумажная морока. Потом обратно получить на текущие расходы и отчитаться — опять же головная боль…
Гиттенс, ничего не говоря, покосился на меня.
— Но вы же… — растерянно пробормотал я.
— К чему глупые формальности? Берем без протокола, расходуем без квитанций. Иначе, вы правы, одна морока.
Возникла неловкая пауза. Точнее говоря, мне было неловко, а Гиттенсу за рулем — хоть бы хны.
— Сами видите, постоянно возникают непредвиденные расходы, — добродушно добавил Гиттенс. — С волками жить — по-волчьи выть.
Лоуэлл показался мне идеальным убежищем для Рея Ратлеффа: достаточно далеко от Бостона, чтобы о его местонахождении никто случайно не проведал, и в то же время достаточно близко от Бостона, если потребуется помощь кого-то из приятелей.
Но сам Лоуэлл произвел на меня гнетущее впечатление. В центре бывшие склады и цеха переделали в торговые ряды и музеи — город пытался «одиснейлендить» свое богатое индустриальное прошлое. Однако по мере удаления от этого веселеньких новаций город показывал свое истинное лицо — мрачные однообразные бывшие рабочие кварталы.
Шонесси-Гарден, где жила сестра Рея Ратлеффа, была застроена двухсемейными развалюшками. Перед нужным нам домом стояли «харлей» и «шицу» (на человеческом языке — «мицубиси»).
На звонок вышла высокая благообразная негритянка. Даром что в простеньком платье, она приветствовала нас церемонно, как знатная дама:
— Добрый день. Чем могу вам помочь, господа полицейские?
Изнутри несся собачий лай.
Гиттенс вежливо осведомился насчет Рея Ратлеффа.
— Вынуждена огорчить вас, — сказала негритянка. — Я уж и забыла, когда в последний раз видела Рея. Он у меня не частый гость.
Гиттенс испытующе посмотрел на нее — прикидывая, какую тактику избрать в данном случае.
— Вот что, — произнес он наконец, — скажите Рею, что приехал Мартин Гиттенс. Просто поговорить — ничего больше. Скажите ему только: «Мартин Гиттенс». Если Рея и после этого у вас в доме не будет, тогда я развернусь и уеду. Согласны?
Женщина молча попереминалась с ноги на ногу, потом исчезла в глубине дома.
Через несколько секунд вышел сам Рей Ратлефф, в тенниске и спортивных штанах. Ростом он был почти с Келли. На голове — начес из мелких завитков. На правом мускулистом предплечье страшный длинный ножевой шрам. На обеих руках исколотые вены. Один глаз и половина лба закрыты бинтами.
Из документов Данцигера я знал, что Рею тридцать два года. Но передо мной стоял пятидесятилетний старик.
— Гиттенс! — пробасил Рей.
— Привет, Рей, — добродушно приветствовал его Гиттенс. — Знал бы ты, сколько народа тебя разыскивает!
— Похоже, кое-кто меня нашел.
— На твое счастье, не кое-кто, а я.
— Да уж, радости выше крыши… Пришли арестовывать?
— Нет, с какой стати. Ты ведь ничего дурного не совершил.
Ратлефф кивнул — ваша правда.
— Если попросишь, я тебя, конечно, арестую, повод всегда сочиним. Посадим туда, где Брекстон тебя не достанет.
— Да пока что мне и тут хорошо.
— Нужно что-нибудь?
Ратлефф помахал руками.