Мишура

Джоанна возвращается в пустую постель, льнет к холодным простыням. Где-то далеко, совсем тихо, шумит вода по сточным трубам. Какая же она все-таки эгоистка. Вцепилась в парня зубами и когтями, не позволила без скандалов и часа прожить для себя. Невнимательная балда.

Ей стыдно. Раздула из мухи слона и теперь валяется, подмяв под себя одеяла, ожидая, что ее снова обнимут погладят по бедовой голове и поцелуют в макушку. Джо боится, что она со своими привычками канючить и устраивать закидоны на ровном месте когда-нибудь надоест Люку. У его терпения, в отличие от кредитной карты American Express, наверняка есть лимит. Джоанна знала, что их совместная жизнь не будет идеальной, как в сказке, ждала, что когда-нибудь их с Люком накроет та самая «бытовуха», спасибо, что из-за разбросанных носков еще не ругались.

Возможно, поэтому она не слишком горячо приняла его предложение съехаться: хотела оттянуть домашние склоки как можно дольше. Сколько они живут вместе? Месяца полтора. Не прибили друг друга ― и ладно. Серпантин их жизни сделал еще один виток.

Вода прекращает шуметь. Девчонка считает секунды до момента, когда ее беспокойное уединение будет нарушено. Тишина снова вскрыта, как консервная банка. Леван скрипит половицами, клацает ручкой входной двери. Очевидно, пытается действовать тихо и по-быстрому. Старается не разбудить ее снова. Аккуратно, но тем не менее с долей стабильного безразличия перекидывает вещи через спинку кресла. Проходится пятерней по мокрому от проточной воды ежику волос, парой крепких ударов взбивает подушку, и, наконец, собирается сделать то, о чем его просила Джо ― уснуть.

Люк елозит рукой по одеялу, покрывающему изгибы тела Джоанны. Останавливается где-то в зоне ее груди, девчонка обвивает его руку своей и сцепляет ладони.

Грандиозный шарлатан и волшебная справка. Дарья Нечаева

Гадая, чем бы ей заняться,

Шура смотрела на часы,

Но день тот не спешил кончаться,

Как километры мишуры,

Которой, чтобы сэкономить,

Трудолюбивый коллектив

Покрыл обшарпанные стены,

Декор весь прочий отменив.

Со стен наверх переползая,

Свисала также с потолка,

Уменьшив площадь кабинета,

Та и была невелика.

Лапшой спадавшие лианы

Вдруг мысль зажгли, развеяв мрак:

Она включила греться чайник

И заварила «Доширак».

Покушав, Шура подобрела

И уже с легкой теплотой

Она по новой оглядела

Труды коллег, среди них ― свой.

Пусть Новый год она не очень

Считала к месту в январе:

Там нет природы перехода ―

Не то что, скажем, в сентябре.

Однако точно нужно было

Хоть как-то зиму перебить,

И человек придумал праздник,

Чтоб в целом до весны дожить.

Шура любила не работать,

Ей в этом праздник угодил,

Но вот ажиотаж всеобщий

Ее серьезно выводил.

Поесть у бабушки салатик,

Салют с балкона посмотреть…

Prosecco Шура не любила ―

С него потом весь день болеть.

Но приходилось пить, как должен

Любой нормальный человек,

И предвкушать, и суетиться,

И поздравлять своих коллег.

Сменить толстовочку на блузку,

А на колготы ― спортштаны,

Ну и понятно, что кроссовки

Сюда уже не подошли.

― Шур, ты хотя б накрась ресницы

И прыщик блестками замажь.

Раз в год могла бы постараться

Нормальный сделать макияж.

― Тебе идти еще начальство

Щас от отдела поздравлять.

Хотя ты слабо нарядилась,

А твою свежесть не отнять.

***

― Услада глаз, сама ― подарок, ―

Так встретил Шуру Михаил

Петрович, глазками моргая,

Путь к отступленью преградил.

И, доверительно склонившись,

Дыша селедкой с коньяком,

Он начал ей шептать на ухо

Без сильной надобности в том.

Он сообщил ей по секрету ―

От всех, кого и так здесь нет, ―

Что ждет их на корпоративе

Необычайнейший концерт.

Сеанс гадалки-чародейки,

Или там фокусник и маг,

Тут шеф уже не очень помнил,

Но феерично будет ― факт!

Вдруг, уловив недоуменье,

За тушью в Шуриных глазах,

Он положил пред ней буклетик,

Пришедший с почтою на днях.

Там не гадалка, а мужчина

В большом восточном тюрбане

Гласил, что жизнь не будет прежней

И по приемлемой цене.

В программе фокусы, гипноз

И снегопад из белых роз.

Всех точно покорит до слез

Феликс Степаныч Грандиоз!

***

Как время ни было капризно,

А все же вечер наступил,

И маркетолог Анатолий

По залу Шуру закружил.

Ну, как «кружил» ― скорей, топтался,

И ростом был не великан,

Зато по моде одевался

И был мечтою местных дам.

Уж праздник в самом был разгаре.

Развеселившись в пух и прах,

Они друг к другу прижимались,

К тому же он приятно пах.

Хоть Шура и не признавалась,

Но на безрыбье это рак.

Объектом был ее фантазий:

В них целовались только так.

Лучась прекрасным настроеньем,

Походкой мягкой от бедра,

Навстречу плыл МихалПетрович

И протянул два кулака:

― А ну-ка, Шура, угадайте,

Презент для вас в какой руке.

Она любезно ткнула пальцем,

А там конфетка. Хе-хе-хе.

― Давайте, ротик открывайте.

— Спасибо, лучше я сама.

— Вы мне, мадам, не возражайте,

Уважьте в праздник старика.

Сказала: «А!», как у врача,

Смирившись со своим позором.

Довольный дед в открытый рот

Вложил конфеточку с ликером.

Тут же закашлялась она

От злости или от спиртного.

Шеф ей похлопал по спине

Или чуть ниже ― что такого?

Как Анатолий ей сказал,

Не возмутясь и не ревнуя:

«Всем настроение не порть»,