Читаем Мисс Билли полностью

– Тот, в честь кого меня назвали. Папин друг детства. Именно поэтому меня зовут Билли, а не как других девочек – Сюзи, Бесси или Салли Джейн. Папа хотел назвать своего ребенка Уильямом в честь друга и очень расстроился, когда родилась я. Так тетя Элла говорила. А потом кто-то предложил ему назвать меня Билли. Ему понравилось, потому что он все равно звал своего друга Билли. И вот теперь меня так зовут.

– Ты с ним знакома?

– Нет. Тетя Элла говорила, что мама дружила с его женой и что та была очень мила.

– Гм, думаю, мы их разыщем. Ты знаешь его адрес?

– Да, если только он не переехал. Мы всегда хранили адрес. Тетя Элла иногда говорила, что когда-нибудь напишет ему обо мне.

– Как его зовут?

– Уильям Хеншоу. Он живет в Бостоне.

Мистер Хардинг сорвал с себя очки и в волнении наклонился вперед:

– Уильям Хеншоу? Уж не Хеншоу ли с Бикон-стрит?

Теперь заволновалась Билли.

– Неужели вы его знаете? Как здорово! Он действительно живет на Бикон-стрит! Я только сегодня видела адрес. Понимаете, я очень хочу ему написать.

– Написать? Конечно, напиши ему, – воскликнул поверенный. – Нам не придется его искать, дитя мое. Я много лет знаком с этой семьей, Уильям учился в колледже с моим сыном. Нед много о нем рассказывал. Их было трое в семье – Уильям и два младших брата. Я позабыл их имена.

– Значит, вы его знаете? Как хорошо! – воскликнула Билли. – Понимаете, я опасалась, что он – выдумка.

– Я вынужден признать, – улыбнулся поверенный, – что в последнее время потерял его след. Я спрошу у Неда. А теперь отправляйся домой, моя дорогая, и вытри свои прелестные глазки. Нет, лучше приходи к нам на чай. Я телефонирую домой! – он с трудом встал и пошел в свой кабинет.

Через несколько минут старик вернулся с покрасневшим лицом, довольно мрачный.

– Милое дитя, прости, но я вынужден отозвать свое приглашение, – жалобно сказал он. – Мои сестры плохо себя чувствуют. У Энн шалит сердце, а Летти нервничает. Приношу свои извинения. Ты же простишь их?

– Конечно, спасибо вам, – улыбнулась Билли, и ее глаза озорно блеснули. – Вы не обижайтесь, но будет большой удачей для всех, если мне не придется перебираться к вам, мистер Хардинг.

– Что ж, твой план написать Хеншоу очень неплох. – торопливо сказал поверенный. – Я поговорю с Недом. Непременно! – И, церемонно кланяясь, выпроводил девушку из конторы.

Джеймс Хардинг сдержал слово и в тот же день поговорил с сыном. Оказалось, Нед давно не виделся со своим старым приятелем, но сообщил, что Билли Хеншоу сейчас исполнилось около сорока лет, что он славный малый и наверняка будет ласков со своей осиротевшей тезкой. В этом Нед был совершенно уверен.

– Прекрасно. Я ему напишу, – объявил мистер Джеймс Хардинг. – Завтра же!

Он так и сделал. Правда, Билли его опередила. Пока поверенный разговаривал с сыном, она сидела за столом в опустевшем доме на другом конце города, изливая свою тоску на четырех страницах, адресованных «милому дяде Уильяму».

Глава II

Страта и ее обитатели

Бертрам Хеншоу называл дом на Бикон-стрит Стратой1. Это сильно раздражало Сирила и даже Уильяма, хотя они понимали, что это «всего лишь Бертрам». Все двадцать четыре года, что Бертрам прожил на свете, это «всего лишь Бертрам» было его проклятием и спасением. Однако дом на Бикон-стрит, где жили три брата, действительно был «стратой».

– Понимаете, – легко объяснял Бертрам новым знакомым, которых удивляло это слово, – если бы я мог отрезать фасад от дома, как ломоть кекса, вы бы лучше поняли. Представьте себе, что на Банкер-хилл вдруг случилось извержение вулкана, и дом засыпало слоем пепла. Археологи будущего будут потрясены, когда раскопают его через много месяцев усердной работы. Вот послушайте, что они обнаружат.

Первый слой – верхний этаж, слой Сирила. Голые полы, скудная, но тяжелая мебель. Пианино, скрипка, флейта, книжные завалы и ни одной занавесочки, подушечки или безделушки. «Здесь обитал скромный человек, – скажут археологи. – Одинокий ученый, музыкант или монах».

Затем они раскопают слой Уильяма, четвертый этаж. Кто такой Уильям? Брокер со Стейт-стрит, обеспеченный вдовец, высокий, сутулый, лысоватый, близорукий обладатель самого доброго сердца в мире. Но чтобы понять Уильяма по-настоящему, нужно увидеть его комнаты. Уильям – коллекционер. У него хранятся четыре белых камешка с тех пор, когда он был годовалым младенцем. Представьте, сколько всего он скопил за последние сорок лет. Миниатюры, резная слоновая кость, жуки, фарфор, нефрит, марки, открытки, ложки, багажные бирки, театральные программки, карты – он собирает всё. Великолепный беспорядок! И всё это хранится в его комнатах. Его новое увлечение – заварочные чайники. Представляете, как намучаются археологи, пытаясь понять, как это сочетается с «монахом»?

А потом они доберутся до моего слоя и запутаются окончательно: сплошные краски и мольберты. Никакой связи с монахами и коллекционерами. Видите? – весело заканчивал повествование Бертрам. – Поэтому и Страта!

Перейти на страницу:

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо

Александр Абдулов – романтик, красавец, любимец миллионов женщин. Его трогательные роли в мелодрамах будоражили сердца. По нему вздыхали поклонницы, им любовались, как шедевром природы. Он остался в памяти благодарных зрителей как чуткий, нежный, влюбчивый юноша, способный, между тем к сильным и смелым поступкам.Его первая жена – первая советская красавица, нежная и милая «Констанция», Ирина Алферова. Звездная пара была едва ли не эталоном человеческой красоты и гармонии. А между тем Абдулов с блеском сыграл и множество драматических ролей, и за кулисами жизнь его была насыщена горькими драмами, разлуками и изменами. Он вынес все и до последнего дня остался верен своему имиджу, остался неподражаемо красивым, овеянным ореолом светлой и немного наивной романтики…

Сергей Александрович Соловьёв

Публицистика / Кино / Театр / Прочее / Документальное / Биографии и Мемуары