«Милый дядя Уильям!
Вы ведь не возражаете, если я буду называть вас так? Понимаете, мне нужен хоть кто-нибудь, а у меня никого нет. Вы самый близкий человек, который у меня остался. Может, вы забыли, но меня назвали в вашу честь. Моим отцом был Уолтер Нильсон, а тетя Элла только что умерла.
Вы не возражаете, если я приеду к вам жить? Это не навсегда – я, конечно же, собираюсь в колледж, а потом я стану… не знаю еще кем. Я надеюсь посоветоваться с вами. У вас могут быть свои предложения. Вы могли бы подумать об этом до моего приезда? Впрочем, вы, может быть, и не захотите меня видеть.
От меня много шума, есть такой грех. Но я не думаю, что это вам помешает. Если, конечно, у вас не расстроены нервы и не шалит сердце, как у мисс Летти и мисс Энн. Это сестры мистера Хардинга, а мистер Хардинг наш поверенный, и он вам тоже напишет.
Так, о чем это я? Ах да, о расстроенных нервах мисс Летти. В них-то все и дело. Понимаете, мистер Хардинг был так добр, что предложил мне поселиться с ними, но нет уж! Из-за нервов мисс Летти в доме ходят на цыпочках и говорят шепотом из-за сердца мисс Энн. Стулья и столы у них в доме нельзя передвигать, потому что остаются потертости на коврах. Занавески в доме опускают точно до середины окон, а если светит солнце – то донизу. Представляете нас со Спунком в таком доме? Кстати, вы не будете возражать, если со мной приедет Спунк? Надеюсь, что нет, потому что я не могу жить без Спунка, а он без меня.
Пожалуйста, ответьте как можно скорее. Я не обижусь, если вы просто телеграфируете. Слова «приезжай» будет вполне достаточно. Тогда я сразу соберусь и сообщу, на каком поезде приеду. Да, и еще! Вденьте в петлицу гвоздику, и я тоже вдену. Так мы друг друга узнаем. Адрес у меня простой: Хэмпден-Фоллс.
С надеждой на обретение дома и семьи,
Долгую минуту за столом в доме Хеншоу молчали. Потом старший брат, тревожно глядя на двух младших, спросил:
– Ну?
– Господи! – выдохнул Бертрам. – Ну и дела…
Сирил ничего не сказал, но плотно сжатые губы его побелели.
Снова наступила тишина, а потом Уильям робко спросил:
– И что же нам делать?
– Как что? Ты же не собираешься позвать его к нам? – воскликнул Сирил.
– Ребенок бы немного оживил дом, – отозвался Бертрам. – У Сирила наверху отлично натертые полы без ковров, по ним можно катать игрушечный поезд!
– Чепуха! – заявил Сирил. – Это письмо написал не младенец. Скорее уж ему понравятся твои краски или хлам Уильяма!
– Тогда не будем его подпускать к этим вещам, – сказал Уильям.
– Уильям, ты же не всерьез? – закричал Сирил, с грохотом отодвинув стул. – Ведь ты не позволишь мальчику приехать сюда?
– А что мне остается? – тихо просил Уильям.
– Как что? Откажи ему! Зачем нам здесь ребенок? Святые небеса! Пусть отправляется в пансион, в тюрьму, но только не сюда!
– Черт, да пусть приезжает! – воскликнул Бертрам. – Бедный маленький бездомный чертенок. Подумаешь, какое дело! Будет жить у меня. Сколько ему лет, кстати?
– Не знаю, – задумался Уильям. – Уолтер умер лет семнадцать или восемнадцать назад, через год или два после свадьбы. Мальчику должно быть что-то около восемнадцати лет.
– Ну вот, а Сирил волновался из-за поезда, – засмеялся Бертрам. – Какая разница, сколько ему лет! Со взрослым парнем возни немного.