Мисс Билли

– Уилл считает, что это собака, – ответил Бертрам. – Сирил рассчитывает на мартышку. Я бы поставил на попугая.

– Мальчики, что вы наделали! – Кейт рухнула на стул. – Что вы наделали!

– Между прочим, он сын лучшего друга моей юности, – сурово сказал Уильям. – Так что мы должны принять его достойно. Бертрам, ты обещал, что он будет жить у тебя, так?

Бертрам посерьезнел.

– Да, Уилл, пусть устраивается в маленькой спальне в конце коридора. Я ею почти не пользуюсь. Завтра уберем оттуда все лишнее.

– Хорошо, – сказал старший брат. – Я спущусь к Питу и Дон Лингу, сообщу им обо всем. Имейте в виду: мальчика нужно принять как можно любезнее.

– Есть, сэр, – откозырял Бертрам.

Кейт и Сирил промолчали.

Глава IV Пришествие Билли

В день предполагаемого приезда Билли все в доме Хеншоу проснулись рано, и еще до завтрака все необходимые приготовления были сделаны. Основную деятельность развернули в маленькой комнатке в конце коридора на третьем этаже, хотя, как выразился Бертрам, вся Страта почувствовала «подъем».

К завтраку Бертрам, «чтобы порадовать мальчика», полностью очистил комнату, а потом бросил клич, предлагая жильцам внести свой вклад в ее украшение. Большая часть дома с радостью откликнулась. Дон Линг принес странный китайский флажок со словами «осень рад подарить». Пит всю жизнь прислуживал мальчикам, так что он снова оказался в своей стихии. Только Сирил держался в стороне от поднятой суеты. Его пальцы извлекали мрачные, низкие звуки из музыкального инстумента. Сирил всегда играл то, что чувствовал.

Бертрам, заслышав унылые пассажи, усмехнулся и сказал Уильяму:

– Слышишь траурный марш Шопена? Наш братец Си прощается с надеждами на покой и мир в доме.

Уильям многозначительно вздохнул, балансируя на стремянке.

– Бертрам, повесим над окном ружье или удочку?

– Вешай и то и другое, – ответил Бертрам. – А вот индийские палицы и сабли нужно повесить на видное место.

– Тут еще между окнами пустое пространство, – сказал Уильям. – Принесу-ка я сюда свою витрину с пауками!

Бертрам карикатурно всплеснул руками.

– Сюда? И ты доверишь мальчишке свои сокровища?

– Не ехидничай, пожалуйста! – сказал Уильям. – Они все равно старые. Я собирал пауков много лет назад, когда мне было столько же лет, сколько сейчас Билли. Думаю, ему понравится. Ну, как тебе комната? – спросил он, осторожно слезая со стремянки.

– Отлично! Разве что ножей и кинжалов над шифоньером многовато. Ты собираешься отправить Билли в армию? А вдруг он неженка и останется равнодушным при виде твоих ружей и пауков? Вдруг ему нравятся засушенные осенние листья и вышитые нравоучения на стенах?

– Нет, сын Уолтера Нильсона не может быть неженкой, – твердо сказал Уильям. – Нильсон был лучшим полузащитником в Гарварде в течение десяти лет, и он всегда участвовал во всех наших затеях. Осенние листья и нравоучения! Ха-ха!

– Прекрасно. Но в этом уравнении остается еще одно неизвестное. Спунк! Он может оказаться змеей, ящерицей, жабой или даже бабочкой. Сам знаешь, в возрасте Билли ты постоянно приносил домой этих тварей.

– Да, – вздохнул Уильям, – надеюсь, что это ящерица…

В доме на Бикон-стрит весь день «готовились к Билли». В кухне колдовал Дон Линг. Пит повсюду, кроме комнат Сирила, вытирал пыль, подметал и путался у всех под ногами, к своему полнейшему удовольствию. Уильям не пошел в контору. Бертрам не притрагивался к кистям. Только Сирил занимался обычными делами: репетировал и правил примечания к своей новой книге «Музыка в России».

Без десяти пять слегка всклокоченный и взволнованный Уильям явился на Северный вокзал. Он не стал вдевать цветок в петлицу. «Ни к чему выполнять детские причуды, – решил он. – Найти в толпе юнца восемнадцати лет, одинокого, растерянного, с гвоздикой в петлице и, может быть, с собакой на поводке – что может быть проще!»

В сердце Уильяма вдруг разлилась странная теплота. Он приехал на вокзал встречать своего тезку, сына Уолтера Нильсона, горького сироту, который обратился именно к нему. Много лет назад Уильям держал на руках собственного сына – крошечный фланелевый сверток, из которого высовывалось красное сморщенное личико. Но все надежды, связанные с младенцем, умерли вместе с ним и его матерью. Теперь его сын был бы взрослым парнем – примерно ровесником Билли, который вот-вот приедет.

Уильям стоял у ворот вокзала и ждал приезда Билли.

Поезд из Хэмпден-Фоллс прибыл с опозданием, в пятнадцать минут шестого. К воротам потянулся поток пассажиров. Уильям тревожно вглядывался в лица. Молодых парней было много, но ни одного – с гвоздикой в петлице. А потом Уильям увидел его – симпатичного синеглазого юношу в опрятном сером костюме. Уильям дрогнул и бросился было ему навстречу, однако молодого человека в сером окружила большая веселая семья. Билли должен был приехать один. Уильям вернулся на свое место. Когда никого из мужчин на платформе не осталось, кроме этого синеглазого юноши, Уильям, собравшись с духом, подошел к нему и тронул за плечо.

– Простите, вы не Билли? – спросил он.

Юноша повернулся к Уильяму и покачал головой.