Но осеклась. Он смотрел на нее выжидательно. Они никогда не говорили о вере, никогда даже не упоминали о принадлежности к какой-либо вере или о наличии веры вообще.
Он закрыл глаза, словно силясь понять ее, и она вздрогнула, видя его таким спокойным и беззащитным. Птица в кустарнике запела об одиночестве, о тоске.
– Переговоры не ладятся, – произнес Линтон, открывая глаза. – Может статься, вскоре ты услышишь, что я погиб. – Он говорил очень проникновенно, очень ласково. – Не верь. Я вернусь за тобой. Но на время, – он показал на темно-зеленые склоны хребта Доуна за долиной, – уходи в горы, если придут бирманцы.
В горах располагался штаб каренов, от которых откололся Линтон; Луиза знала об этом и была озадачена его предположением, что она окажется в безопасности среди людей, с которыми у него разногласия, – с Бо Му, о жестокосердии которого люди Линтона осмеливались только шептаться.
– Мы не одиноки, – Линтон обнял ее за талию, – есть и другие, кто хочет того же. Если мы закроем глаза на наши мелкие дрязги, нашу запутанную историю, если увидим более важную общую цель, – мы, карены, а еще качины, моны, шаны, мусульмане, бирманцы – все, кто стремится к демократии… Если мы найдем путь к объединению, они не смогут нас остановить. И наши друзья придут на помощь.
– Друзья? – Перед мысленным взором мелькнули лица Тома Эрвина и Ханны-Лары и застенчивое, смущенное лицо того заполошного американца.
– Да, друзья.
– Ты говоришь загадками, Линтон. Будь откровенен со мной. С чего бы Бо Му защищать меня, если ты по-прежнему сотрудничаешь с ними – с Томом и американцем? Что случилось?
Но, отметая разговоры о любых союзах, кроме их собственного личного союза, он небрежно потрепал ее по колену и сказал:
– Ты не можешь сейчас отказать мне в маленькой песенке, сейчас, когда знаешь, что, возможно, скоро газеты будут пестреть моими некрологами.
И изобразил такую дурашливую умоляющую улыбку, что она не могла не улыбнуться в ответ. Едва сдерживая слезы, Луиза в отчаянии уставилась на складки аккордеона и пробормотала:
– Ненавижу все это.
Он склонился к ней, уткнулся носом в щеку, так что она ощутила свежий речной запах, и сказал, словно извиняясь:
– Мы не должны отчаиваться. Нам многое предстоит сделать – это только короткая остановка. Отчаяться означает забыть, что мы в долгу перед людьми… Обещай мне, что ты не будешь отчаиваться.
Сейчас он здесь, рядом с ней, – вот его красивое улыбающееся лицо, встревоженные глаза… но вскоре она, возможно, не увидит и проблеска света, оставшегося от него.
И вновь память вернула ее в прошлое, в те дни в Татоне, когда Даксворт еще не явился за папой, и она нащупала пальцами клавиши и припомнила слова гимна – да, один из старых любимых папиных напевов.
Но она боялась – боялась как никогда в жизни.
21
Воздаяние
Спустя два месяца после того, как Бенни с Молли и Грейс улетели в Америку, Кхин стояла у окна своей спальни, любуясь видом, которым Бенни так дорожил: манговые деревья вдоль подъездной дорожки клонились под ветром; ворота и разворачивающаяся лента шоссе; одинокая машина, пронзающая вечер светом фар, а по ту сторону дороги старая каренская деревня Тамаинг. Деревня дышала, спала и боролась, хотя на самом деле не пережила гражданской войны, когда была сожжена, обстреляна и обращена в прах. Она лишилась своей основы – красоты и надежды, думала Кхин, рассматривая свое лицо, отражающееся в темном стекле: заострившиеся черты, безнадежность в глазах. И вот опять это ощущение – боль, пронизывающая кости и низ живота, которая все усиливается с тех пор, как Луиза ушла в подполье вместе с Линтоном.
– Они ушли, – произнесла Кхин, точно успокаивая боль. – Они ушли, а скоро и я умру.
«Мама, а ты знаешь, что когда душа покидает тело, ее нужно позвать обратно? – спросила Луиза давным-давно, когда они только встретились в Билине, – после того как Кхин ушла, оставив детей в Киоваинге, только чтобы на время упасть в объятия Линтона. – Если душа испугается, она улетит, и тогда можно заболеть или сойти с ума. А когда женщина рожает и кричит слишком громко, ее душа вылетает, и она может от этого умереть. А когда малыш думает, что падает, его руки взмывают вверх, а душа улетает. И когда ребенок умирает, можно убедить духов деревьев сохранить его жизнь. Нужно завернуть горсть риса в банановый лист и оставить на берегу реки. Или заколоть цыпленка, сделав правильную дырку в правильной части хребта. Нужно
Луиза стояла возле швейной машины, взлохмаченные кудри нимбом окружали ее печальное личико, когда она изображала древний каренский ритуал, и Кхин тогда поежилась, осознав, что в некотором таинственном смысле ребенок просит ее призвать обратно в тело их собственные души, утраченные где-то в пути.