Мисс Бирма

Он так произнес ее имя, что она попалась, замерла, не в силах говорить, не в силах защититься от чувства к нему.

– И я чувствовал, что ты тоже видишь меня, – тихо проговорил он и надолго умолк. – Ты спрашивала, во что я верю, – продолжил он после паузы. – Верю ли я, что мы так дороги Богу – если Бог существует?.. Я знаю, ты любила Со Лея – не отрицай, не надо… Знаешь, иногда я слышу, как он разговаривает со мной. Слышу его негромкий взволнованный голос в ночи… Галлюцинации? Возможно. Но я верю, что слышу именно его голос. Я не метафорически говорю. Я думаю, иногда другие люди входят в нас – их слова, их мудрость, их советы. Все это живет внутри нас и никогда не угаснет. Нет, голос, который я слышу, слова, которые звучат в моих ушах, – они живут в памяти, да, но еще и в том, что я могу назвать только словом «вечность».

Когда Бенни с девочками уехали – когда с их поспешным необратимым отъездом вся жизнь была высосана из этого дома, – все на время затихло. Даже дождь. Даже ее разум. И вот, словно чтобы пробудить этот разум, Кхин высунулась из окна, под проливной дождь. Розовые кусты в двадцати футах внизу облетали под ветром, иллюстрируя ее муки. Но если она и хотела сбежать от собственных мыслей, от боли, ей больше не хотелось бежать от мира. Неужели после всего, после стремления исчезнуть, затеряться в волнах забвения, ей хотелось сейчас лишь упорно продолжать жить? Возможно ли, что сейчас, когда она наконец свободна умереть, она хочет лишь вдыхать ароматы земли, дождя и ради всего этого – ради всех них – вернуться к себе?

– Тетушка? – донесся голос Хта Хта.

Кхин обернулась к верной служанке, чья дочь Эффи – всего-то пятнадцати лет – недавно сбежала делать революцию. Девочка сдружилась с парнем, бирманцем, которому Не Вин был настолько противен, что он решил присоединиться к каренскому сопротивлению; парнишка объяснял свое отвращение необузданным расизмом даже со стороны монахов, и закрытием всех, кроме правительственных, газет, и запретами на книги даже религиозного толка, и упорным боевым кличем «Бирма для бирманцев» партии Не Вина. Хта Хта тоже было пятнадцать, когда она бежала из этого дома с семьей Бенни в начале гражданской войны. И вот ей уже за тридцать; привалилась к дверному косяку, грузная, тяжелая.

– Не хотите немного поесть? – предложила она Кхин в своей мягкой, ласковой манере.

И Кхин пошла с ней, и Хта Хта взяла ее за руку и повела вниз на кухню, где они могли напитать и свои тела, и воспоминания о минувшем.

Ночью она свалилась в лихорадке, и дурные предчувствия сочились сквозь поры, как предощущение конца. Холодные компрессы Хта Хта смягчали тревогу, но жар усиливался, и вскоре Кхин начала бредить, и отталкивала служанку, и срывала простыни.

– Кхин, – позвал ее женский голос, и она поняла, что это Рита.

Рита, окутанная благодатью; по жестокой иронии судьбы, она вышла на свободу всего шесть недель назад – когда все три расставания уже свершились. Почему эта высохшая женщина докучала ей визитами раз в несколько дней? Докучала напоминаниями о Бенни и Линтоне – последний как раз и добился освобождения Риты, выдвинув это как одно из условий мирных переговоров… как-то так объяснила эта женщина.

– Она не ест, не узнает меня, – причитала Хта Хта.

– Кхин, – еще раз позвала Рита, – лихорадка пройдет. Вы справитесь. Скажите себе, что справитесь.

– Я не справилась?! – Кхин оглохла от собственного крика.

Но Рита осталась невозмутимой. Она села рядом с Кхин, взяла ее пылающую руку тонкими прохладными пальцами.

– Скажи, – прошептала Кхин, – я не справилась? Я не справилась?

В полумраке комнаты, освещенной лишь прикроватной лампой и мягким светом луны, глаза Риты казались бездонными.

– К чему эти вопросы? Единственный важный вопрос – сделали вы или не сделали все, что могли, в данных обстоятельствах.

– То есть это мой конец?

Рита помолчала и ответила:

– Нет никаких причин, мешающих вам справиться с болезнью.

– Но это закончилось? – исступленно твердила Кхин.

Лицо Риты смягчилось. Она внимательно смотрела на Кхин, но будто заглядывала в глубины своей души.

– Разве это важно? – неуверенно отозвалась она. И добавила, словно извиняясь: – Сейчас мы здесь, вместе. Наш черед еще не пришел.

– Я пыталась разделить его, – призналась Кхин. – С тобой.

Такой поворот, судя по лицу, не показался Рите жестом благородства. Она с видимым усилием продолжила смотреть Кхин в глаза.

– Это правда, – осторожно проговорила она. – Правда, что я испытываю привязанность к вашему мужу, и потому вы считаете, что делите его с другой… Но вы позволите мне объяснить мои чувства?

Признание Риты вытянуло весь воздух из груди Кхин, она решила, что вот-вот задохнется. И вдруг она осознала, что Рита тоже уступила Бенни – Америке, другой жизни. Что Рита потеряла его, даже никогда не обладая им по-настоящему.

– Меня так трогала его надломленность, беспомощность, – сказала Рита. – Он всегда тянулся к тому, что, как он знает, непременно ускользнет от него. Но неудачи не мешали ему продолжать пытаться, снова и снова.