– Армия Бирмы – не единственный враг, – говорил он, увлекая ее к гребню холма, над которым она видела только бесконечную пропасть неба, расколотую грозовыми тучами. – Помнишь, я работал на Со Лея, когда мы воевали с японцами? Отряд 136, специальные операции. Вместе со мной служил парень по имени Бо Му. Мы боготворили Со Лея. Самовлюбленные и самодовольные мальчишки, мы оба. А Со Лей вправлял мозги нашей непростой парочке. Тогда было гораздо понятнее, кто союзник, а кто враг… Но Му так и не смог простить британцев. Будь его воля, карены проводили бы программу последовательной изоляции. Он никому не верит. Ни Западу. Ни Востоку. Ни бирманцам. Ни другим меньшинствам.
Линтон остановился, глядя на широкую цветущую долину внизу.
– Его территория граничит с моей. Вон там, по хребту Доуна, – показал он на другую сторону долины. – И если я потерплю поражение…
– В чем? – Она сама удивилась вопросу. Наверное, ему все же удалось вернуть ее к жизни.
– В созидании доверия, разумеется.
– Я думала, ты хотел создать армию. Построить базу в Тавое.
Он смотрел на нее в замешательстве. Кивнул:
– Да, все это нам необходимо для противодействия внешней силе. Но в стране есть немало людей, кому так же, как и нам, отвратительно происходящее. И есть национальные лидеры, готовые сотрудничать с нами. При достаточном доверии нам не нужно применять силу. Военные действия могут, конечно, подкреплять точку зрения. Но имеем мы свои национальные государства или не имеем их, Луиза, нам необходимо найти способ поладить. Нужен компромисс, нужно отпустить прошлое…
Он передал ей флягу, и она молча отпила ледяной речной воды, вместо того чтобы проглотить комок облегчения, вместо того чтобы спросить, что произойдет, если он потерпит поражение…
– Мы же мирный народ, склонный договариваться, – сказал Линтон, забирая флягу. – Да, нас предали. Да, у нас были причины восстать. Но разве это означает, что мы обречены на бесконечную войну?
– Я не верю в народы и нации, – резко отозвалась Луиза.
Линтон с удивлением посмотрел на нее, и сама она удивилась собственному радикализму. Смерть ребенка открыла Луизе простую истину: она просто человек, а никакой человек не вправе предъявлять исключительные претензии даже на маленький клочок земли. По очевидной причине: человек смертен. И девочка внутри нее – маленькая девочка смешанных кровей, без нации, без корней, которая много лет назад стояла на этом самом месте, лишенная дома, – знала, каково это, когда тебя отвергают те, кто с недавних пор имеет больше, и принимают те, кто давным-давно имеет гораздо меньше. И сейчас Луиза знала, что самое замечательное в Бирме – это как раз многообразие ее народов.
– Мы должны найти путь к примирению, – мягко произнес Линтон, молчаливо понимая, пускай и не соглашаясь с ее опасным утверждением. – Мы должны найти способ перешагнуть через прошлое.
Кирпичные здания в колониальном стиле и деревянные дома из ее детства исчезли, а вместе с ними и тиковая плантация, тянувшаяся по всей долине до высившейся вдали пагоды. Но с первой же минуты Луиза узнала скалы, ручей, не изменивший своего русла. Она вспомнила до мелочей холм, на вершине которого люди Линтона построили для них дом, рядом с исчезнувшим домом Лесного Губернатора.
– А что случилось со старой тиковой плантацией? – спросила она Линтона в первый вечер, когда они сидели вдвоем в большом уединенном доме на холме.
Они только что закончили на диво превосходный ужин, приготовленный Санни, и теперь мальчишки – которые сбежали из своих домов вершить революцию и которых Линтон принял под крыло – мыли посуду, пели песни и дразнили Линтона с Луизой, пока те сидели за чаем.
– Сожгли бирманцы в первые годы революции.
– А Лесной Губернатор и его семья – не знаешь, что стало с ними?
– Убежали или схвачены, думаю.
– Это место заколдовано, – сообщил один из мальчишек, дерзко таращась на нее, с мокрой тарелкой в руках.
– Какое место? Деревня? – удивилась Луиза.
– Холм! – возмутился мальчик. Санни хлестнул его по заднице полотенцем и велел заняться делом, но парнишка не унимался. – Все, кто тут поселяется, умирают!
– Вот именно поэтому я и выбрал это место, – сказал Линтон презрительно и нервно рассмеялся. – Прошлое есть прошлое, и с ним покончено.
Но прошлое никуда не делось, и ничто не кончилось.