Крестная этого дитя порока!!!
Но, мама… они ведь женаты.
Вот именно.
Еще два месяца ушло на то, чтобы уговорить маму принять их у нас в гостях.
Как, говорите, их фамилия?
Шмаль, мама.
Какая-то иностранная, никак не выговорю. Даже речи быть не может, чтобы принимать их в большой гостиной.
Просто чай на кухне.
На кухне? Как у вас язык поворачивается такое говорить! Чтобы я пила чай на кухне?! Вместе с кухаркой!
Но я думала, раз вы не хотите их видеть…
Маму терзало любопытство. Она приняла «этих, как их там» в большой гостиной, взглянула на дитя порока и постановила не терпящим возражения тоном, каким обычно дают клятвы, что у него нос картошкой. Хотя носик у малыша был острый, в точности как у его мамы. Герр Шмаль доверительно сообщил, что младенец — исключительный. Когда гости ушли, мама еще какое-то время оставалась погруженной в задумчивость.
Никак не пойму, вроде рук у нее было две, когда я ее нанимала?
Став крестной Ноэля, я могла теперь свободно посещать «Мечты о розах», не убегая из дома через черный ход. Навещая маленького крестника в первый раз, за неимением денег я подарила ему свой акварельный рисунок.
Какой все-таки у вас талант! Ваши рисунки многим бы понравились. Вчера мне как раз рассказывали об одном издательском доме «Вандерпрут», они печатают поздравительные открытки ко дню рождения и Рождеству — знаете, такие, с оленятами, снегом, гирляндами. И на них еще написано «Счастливого Рождества!».
Ульрих, Ульрих, не станет же Черити рисовать поздравительные открытки!
Думаете, кто-то купит мои рисунки?
Я покраснела и притворилась, что меня это совсем не интересует.
Почему бы и нет! И потом, молодой девушке не помешает немного финансовой независимости.
Если бы у меня были деньги, я бы покупала подарки и…
Я уточню подробности.
Спустя два дня Ульрих сообщил, что рисунки животных, наряженных как люди, можно показать некому заинтересованному в них мистеру Оскару Дампфу. Шмаль уже показал ему одну мою акварель, и тот предложил платить по фунту за каждую. Целый фунт за акварель? Шесть фунтов за шесть акварелей! Для меня — целое состояние! Я ринулась лихорадочно рисовать своих любимчиков, надев фартук на Милдред, жилет — на Питера, чепчик с кружевами — на Кука. Я изображала весенний сад и занесенную снегом опушку в лунном свете, курящего трубку Питера и Милдред, метущую веником пол. Я припоминала, что именно смешило Эдмунда, когда я развлекала его наскоро сочиненными историями о кролике. Наконец, выбрав шесть акварелей, я передала их с Глэдис мистеру Дампфу в его кабинет на Флит-стрит. Глэдис вернулась с письмом.
На вашем месте я б оставила того, самого молоденького, актера. Этот ваш Дампф поперек себя шире. Прямо как бочка.
Благодарю, Глэдис.
Письмо мистера Дампфа гласило:
Дорогой м-р Тиддлер.
Я получил ваши картинки и они мне згодятся. Прошу придти завтра в мой кабинет расчитатся.
Ваш
Если закрыть глаза на кое-какие ошибки, а также на небольшое недоразумение с моим полом, письмо произвело на меня самое благоприятное впечатление, и я сразу размечталась о тех приятных мелочах, в которых мне с детства отказывали, но которые могли стать теперь доступными благодаря так легко заработанным шести фунтам. Я бы пошла посмотреть на восковые фигуры мадам Тюссо и за дополнительный шиллинг подрожала бы в Кабинете ужасов; остановилась бы у тележки уличного торговца, купила кусочек кокоса за пенни; а еще принесла бы домой пышные кексы и съела бы, щедро поливая растопленным сливочным маслом. Это для начала. Потом я бы продала еще рисунки и накупила бы себе ленточек, кружев и шляпок, как кузина Энн, которой всегда выдавали карманные деньги.