Мисс Черити

УЛЬРИХ

Вижу, дорогая мисс Тиддлер, ваша кузина подает вам плохой пример.

БЛАНШ И Я (вместе)

Ах!

УЛЬРИХ

И кроме того, вижу, что вы становитесь ленивой.

Я слишком любила герра Шмаля, чтобы по-настоящему на него рассердиться, но была задета. Хотя на следующий день я признала: он, конечно же, прав. Я перестала просыпаться рано, слишком подолгу прихорашивалась, бралась за десять книг – и ни одну не заканчивала, а как только принималась думать, тотчас оказывалось, что у меня мигрень.

В день восемнадцатилетия я вспомнила о письмах, что писала сама себе раньше, и решила написать еще одно, чтобы открыть в двадцать лет.

Дорогой друг, вот Вам и исполнилось двадцать: говорят, это самый прекрасный возраст в жизни! Вы изящно одеваетесь, а также делаете гимнастику, и потому не только красивы, но еще свежи и румяны. Вы свободно себя чувствуете в обществе, но не забываете, что настоящий талант совершенствуется в одиночестве. Вы записались на занятия в Королевскую академию, потому что – решено! – Вы станете художником.

Я удивленно перечитала написанное. Мое ожившее перо по собственной воле вывело последнюю фразу. Художником? Так вот что, оказывается, тревожило меня все это время. Стать портретистом, как Анжелика Кауфман, или художником-анималистом, как Роза Бонёр? Если у других женщин получилось, чем я хуже? Ведь я с таким рвением изучала всякие явления природы, устройство цветов и грибов! Конечно, я не могу соперничать с мистером Барни из Королевских ботанических садов, но я вполне могу рисовать точнее и, как говорил Констебл, «ближе к источнику». С улыбкой я дописала:

Ваше сердце все еще свободно. Но, возможно, Вы уже встретили того, кого полюбите.

Я зачеркнула последние слова и переписала: «Того, кто полюбит Вас». Потом подписалась и запечатала письмо в конверт с пометкой: «Открыть в двадцать лет». Я дала себе срок два года. Два года на то, чтобы рисовать и делать наброски без передышки, чтобы в одиночестве изучать творения природы и великих мастеров живописи. Не зря же я поднималась каждое утро в шесть. Странно, мне не пришло тогда в голову, что у мамы, когда она узнает о моих планах поступить в Королевскую академию, непременно случится нервный припадок, а папа процитирует: «Мужчине – меч, а женщине – игла».

Или, продолжая тот же смысловой ряд: мужчине – кисть, а мне – метла (которая, по сути, есть не что иное, как улучшенная кисть).

На следующий день после моего дня рождения в этот мир пришел мой будущий крестник. Герр Шмаль заглянул, чтобы передать новость Мэри, а та прислала ко мне Глэдис.

ГЛЭДИС

Плохие новости: ваш милок разжился спиногрызом. Звать Ноэль, но, по-моему, такого имени нет…

Я

Глэдис, запомните раз и навсегда: передавайте, что вам сказано, не надо от себя ничего добавлять.

Табита, сидевшая с шитьем в своем закутке, тоже услышала новость.

ТАБИТА

Вон как, у нее ребенок? Она его украла у меня.

Я

У вас нет детей, Табита.

ТАБИТА

Есть, я его видела. Я родила его в развалинах замка.

Я (терпеливо)

С замком герцога Этхолла все в порядке. Я его видела, когда ездила в Шотландию.

ТАБИТА

Он был такой маленький. Я слишком туго затягивала пояс. И он родился слишком рано. С копытами и рогами. Я бросила его в реку. Дитя демона.

ПЕТРУЧЧО (за словом в карман не лезет)

Я демон, кар-кар-кар!

В бедной голове Табиты все окончательно перемешалось. Иногда она меня не узнавала. Я понимала, что она сошла с ума и что нужно предупредить родителей. Но опасалась, что, если кто-то кроме меня услышит ее слова, Табита кончит свои дни на виселице.

Что же до рождения малыша Ноэля, то скрыть его от родителей я никак не могла. Пришлось для начала признаться, что все это время я поддерживала с мадемуазель связь.

МАМА

С этой распутницей!

Потом я призналась, что мадемуазель вышла замуж за герра Шмаля.