Дорогая моя Гекла.
Спасибо за пальто для Торгерд. Ни у кого из детей в округе нет такого красивого пальто. Мы купили газонокосилку, и я вышла покосить лужайку в четыре часа ночи. Дверь оставила полуоткрытой, девочки спали. Их отец тоже. В последние недели я не вела дневник, но, вернувшись, написала три предложения: Трава такая высокая, что доходит мне до сосков. Она явно не сможет продолжать расти перпендикулярно. Ляжет, подобно женщине, рожающей ребенка.
Ничего такого на самом деле не было, и трава во дворе мне едва по щиколотку. Но мне очень захотелось упомянуть соски. Вероятно, из-за того, что у меня в груди много молока.
Если бы я описывала лужайку после того, как ее покосила, то мне потребовалось бы мужское сравнение, и тогда бы я говорила о щетине. Написав эти три предложения, я решила, что перестаю писать дневник. Я сложила крылья. Это были крылья маленькой птички, которые донесли меня лишь до Дроздового леса на востоке, о Гекла.
В остальном новости такие. Один из близнецов из рыбного магазина умер (неожиданно). Кто именно, не знаю. Оставшийся в живых со мной не шутит, но по какой причине, я пока не понимаю. То ли оттого, что он скорбит по брату, то ли потому, что скончался как раз тот, кто назвал меня своей любовью. Я двадцатидвухлетняя мать двоих детей, и у меня внутри горькая тоска. Прости, что делюсь с тобой такими мыслями. Выброси эту писанину.
Д. Й. Джонссон не приходил домой два дня.
— Он в эти выходные не работает, — сообщает его коллега, когда я спрашиваю о нем в баре. Он разглядывает меня и одновременно вытирает стаканы.
— Ты его сестра? Вы похожи как две капли воды. Только он темный, а ты светлая.
Когда Д. Й. Джонссон наконец заявляется домой, он едва держится на ногах. В руках держит бутылку пива и явно не выспался.
Я смотрю на него.
— Я не торгую собой, — заявляет он. — Не накачан наркотиками. Ценю жизнь.
Сажусь на кровать рядом с ним.
— Понимаешь, Гекла, некоторые гомосексуалы хотят, чтобы я одевался в женскую одежду и играл женщину. Я не хочу притворяться женщиной. Я мужчина.
— Я знаю.
Он сидит опустив взгляд.
— Я ведь только мальчик, который любит мальчиков.
Он ложится в кровать и кладет подушку на голову.
Сажусь рядом и глажу его. Он дрожит.
Я иностранец в этой плоской стране. Д. Й. Джонссон. Пришелец на этой земле. Я родился случайно. Меня не приняли. Иногда я так устаю, Гекла. Мне хочется только
забыться
дремать
проспать
целый месяц.
Пытаюсь вспомнить, есть ли у нас остатки селедки и свеклы.
— Сделать тебе бутерброд?
— Я хочу шить, Гекла. Швейная машинка для меня все равно что для тебя печатная.