Мисс Кэрью (ЛП)

По мере того как проходил день, меланхолия моего брата и веселье молодых людей, казалось, усиливались. Полные молодости и надежды, они говорили о радостном будущем и строили воздушные замки. Баттисто, ставший более общительным, признался, что жениться на Маргарите и стать мастером мозаики — это было бы исполнением самого заветного желания его жизни. Стефано, не будучи влюбленным, предпочитал путешествовать. Кристиан, который казался самым преуспевающим, заявил, что его заветной мечтой было арендовать ферму в его родной долине Кандер и вести патриархальную жизнь своих отцов. Что касается торговли музыкальными шкатулками, сказал он, то для этого нужно жить в Женеве; но, со своей стороны, он любил сосновые леса и снежные вершины больше, чем все города Европы. Мария тоже родилась в горах, и ее сердце разбилось бы при одной только мысли о том, что ей придется всю жизнь прожить в Женеве и никогда больше не увидеть Кандер-Тай. Они шли, болтая подобным образом; утро сменилось полднем, и компания немного отдохнула в тени гигантских елей, увешанных развевающимися флагами из серо-зеленого мха.

Здесь они позавтракали под серебристую музыку одной из маленьких коробочек Кристиана и услышали угрюмое эхо лавины далеко на склоне Юнгфрау.

Затем они снова двинулись, в жаркий полдень, к высотам, где больше не встречаются альпийские розы, а коричневый лишайник все реже и реже проглядывает среди камня. Только обесцвеченные и голые скелеты мертвых сосен разнообразили унылое однообразие; а высоко на вершине перевала стояла маленькая одинокая гостиница.

В этой гостинице они снова отдохнули и выпили за здоровье Кристиана и его невесты кувшин деревенского вина. Молодой человек был в приподнятом настроении и снова и снова пожимал своим спутникам руки.

— Завтра вечером, — сказал он, — я снова буду держать ее в своих объятиях! Прошло уже почти два года с тех пор, как я вернулся домой, чтобы увидеть ее, закончив свое ученичество. Теперь я мастер, получаю жалованье тридцать франков в неделю и вполне могу позволить себе жениться.

— Тридцать франков в неделю! — повторил Баттисто. — Corpo di Bacco! Это небольшое состояние.

Лицо Кристиана просияло.

— Да, — сказал он, — мы будем очень счастливы, и мало-помалу… Кто знает? — мы можем закончить наши дни в Кандер-Тай и воспитывать наших детей, чтобы они стали нашими преемниками. Ах, если бы Мария знала, что я буду там завтра вечером, как бы она обрадовалась!

— Как так? — спросил мой брат. — Разве она не ждет вас?

— Вовсе нет. Она понятия не имеет, что я могу быть там до послезавтра… так бы и случилось, если бы я отправился по дороге через Унтерзин и Фрайтиген. Я намерен переночевать сегодня в Лаутербруннене, а завтра утром отправлюсь через ледник Чингель в Кандерштег. Если я встану немного раньше рассвета, то к закату буду дома.

В этот момент тропинка внезапно повернула и начала спускаться, открывая огромную перспективу далеко протянувшихся долин. Кристиан подбросил свою кепку в воздух и испустил громкий крик.

— Смотрите! — сказал он, протягивая руки, как бы желая обнять милую знакомую сцену. — О, смотрите! Вот холмы и леса Интерлакена, а здесь, под обрывами, на которых мы стоим, лежит Лаутербруннен! Хвала Господу, который сделал нашу родную землю такой прекрасной!

Итальянцы улыбнулись друг другу, подумав, что их родная долина Арно гораздо красивее; но сердце моего брата потеплело к мальчику, и он повторил его благодарность в том духе, который принимает красоту как право по рождению и наследство. Теперь их путь лежал через огромное плато, богатое полями и лугами, и усеянное солидными усадьбами, построенными из старого коричневого дерева, с огромными защищающими карнизами и гирляндами индийской кукурузы, свисающими, словно золотые слитки, вдоль резных балконов. У тропинки росла голубая брусника, время от времени они натыкались на дикую горечавку или бессмертник в форме звезды. Затем тропинка зазмеилась возле края пропасти, и менее чем за полчаса они спустились в долину. Сияющий полдень еще не угас на вершинах самых верхних сосен, когда они все вместе ужинали в маленькой гостинице, выходящей окнами на Юнгфрау. Вечером мой брат писал письма, в то время как трое молодых людей прогуливались по деревне. В девять часов они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим комнатам.

Несмотря на усталость, мой брат не мог заснуть. Та же необъяснимая меланхолия все еще владела им, и когда, наконец, он погрузился в беспокойный сон, ему снились кошмары. К утру он погрузился в глубокий сон и не просыпался до тех пор, пока день быстро не приблизился к полудню. Он, к своему сожалению, обнаружил, что Кристиан давно ушел. Он встал до рассвета, позавтракал при свечах и отправился в путь — «веселый, — сказал хозяин, — как скрипач на ярмарке».