И ко всему прочему, в голове гвоздем сидела мысль – уходя из его кабинета после данного честного офицерского, бабуля Губкина шепнула:
– Ты, Алешка, как освободишься, сразу ко мне. Разговор есть. Серьезный.
Последнего замечания баба Надя могла бы уже не делать: теперь все ее слова и разговоры лейтенант-бывший-воспитанник воспринимал только всерьез. Второй подобной головы в советчиках у лейтенанта не было. И это следовало ценить.
Алеша зашел в гастроном, купил там «Чародейку» и бутылку мадеры – почему-то именно этот сорт сладкого вина предпочитали пенсионерки из сороковой квартиры – и отправился говорить добровольной помощнице Губкиной искреннее «спасибо». Ведь, невзирая на ощущение некоторой неловкости, возникшее в кабинете подполковника Семибратова, спасибо это баба Надя заслужила не только от опорного пункта и бывшего воспитанника, но и от всего районного отделения. Четыре висяка списали одним махом и соседям помогли. Это повод достойный не только для вина и торта…
Букет цветов, что ли, для бабы Нади купить?..
Надежда Прохоровна спала.
– Вы не будите ее, Алеша, – тихонько попросила участкового Софья Тихоновна. – Умаялась она. Всю ночь Нурали под дверью караулила.
– Всю ночь?! – поразился лейтенант.
– Ага, – заговорщицки улыбнулась соседка. – На табуреточке сидела и в глазок посматривала.
– Ну и дела! – Алеша сдвинул фуражку на затылок и потер лоб. – Вот это упорство. А что ж она мне не позвонила?! Я бы пришел, помог…
– А это, мой друг, уже другая история. Надежда Прохоровна выспится, отдохнет и сама вам все расскажет. Завтра.
История охоты на призрака поразила лейтенанта до глубины души. Прямо-таки потрясла. Он вспоминал свое детство, когда баба Надя казалась ему уже старушкой, способной лишь носки вязать или гололед песочком посыпать (самотеком). Припоминал свое недавнее пренебрежение: «Куда ей самогонщиков ловить, я весь свой «контингент» не хуже знаю!»
И вот за первой оплеухой последовала вторая, теперь, можно сказать, семидесятипятилетняя бабушка умыла весь убойный отдел во главе со славным сыщиком – уже легендой! – капитаном Дулиным.
Причем – сама. Не побежала за подмогой, а села на табуреточку и выловила на рынке ожившего покойника, а позже расколола его жену.
Талант!
Поскольку, как получать показания от этнических свидетелей, лейтенант знал не понаслышке. Порой землячки эти так упирались – ничего не знаем, ничего не видели, отпустите, начальники, дома семеро по лавкам и кушать очень хочется! – что ни одного правдивого слова не добьешься!
Диаспора. Круговая порука.
И мало дело, Надежда Прохоровна продолжала удивлять:
– Ты, Алешка, позвони кому-нибудь в Пермь, кому-нибудь из своих, да разузнай: откуда взялся грузовик? Вдруг угнали, вдруг… эти… – отпечатки пальцев! Это дело, голубь, из Перми надо разворачивать.
– А… Настя? – мямлил лейтенант.
– А Настасья – хорошая девушка. Ее марать не надо. Ты свою зарплату отрабатывать должон, вот расстарайся. Вызнай все как следует.
То, что зарплату свою надо отрабатывать, лейтенант Бубенцов знал и без упреков бабушки Губкиной. Но вот возможное покушение на свидетельницу в деле об убийстве – это уже хлеб капитана Дулина.
Вылезать со звонками в Пермь поверх его головы – опять подстава получится. Может, опять он сыскарей под разгон подставит…
– А ты, Алешка, про наш уговор начальству не говори, – словно подслушав лейтенантские мысли, вразумляла бабушка Губкина. – Скажи: сама баба Надя в Пермь отправилась, по собственному желанию, только сейчас во всем призналась. Нам про грузовик вызнать надобно, а не Настю наперед выставлять. Понял?
– Угу… Точнее, нет! Вы в Пермь поехали, чтобы про Анастасию спрашивать, грузовик и Настя могут быть как-то связаны!
– А как? – притворилась глупенькой бабушка. – Грузовик сам по себе, Настасья в это время в поезде ехала, знать ничего не знала.
– Нельзя так, баба Надя! – кривился, словно зуб опять заболел, Алеша. – Нельзя! Придется рассказывать всю правду о ключах, о ваших подозрениях! О мастерской возле ее дома!
Дилемма представлялась лейтенанту совсем неразрешимой. Он был уверен, что, как только Дулин узнает о подозрениях в адрес Анастасии, следственный маховик раскрутится – не остановишь! За Настю капитан примется всерьез. Теперь все, что связано с сороковой квартирой, сделалось для убойного отдела делом чести. Разозленный нагоняем Дулин работать будет не по-детски. Возьмется так, что у Настеньки только косточки хрустнут.
Зверь! Не работник – дьявол.
Баба Надя с кэпом Дулиным была знакома совсем немного, но вполне достаточно, чтобы верно уяснить все лейтенантские опасения.
– Засудить может? – спросила прямо.
– Насчет засудить – не знаю. Но пару дней для острастки продержать может, – признался Алексей. – Для него все это теперь – честь мундира. – Сказал и почувствовал себя препакостно. Скрывать от коллег информацию в деле по убийству – это не просто не по-товарищески, а вовсе – преступно. Тут даже не выговором попахивает, а полным служебным несоответствием.