Мисс Неугомонность

Проклятье! Мой член, и так свирепо дергавший ширинку изнутри, будто с цепи сорвался, принявшись долбиться с обратной стороны, как дикий зверь в клетке.

— Поможешь? — лукаво спросила дразнилка, присаживаясь на край постели, и приподняла сразу обе ноги со сбившимися вокруг изящных лодыжек джинсами.

И кто бы устоял на ногах перед такой крышесносной картиной?

Вот и я не смог. Меня будто дубиной под колени кто-то жахнул, и я рухнул перед ней в коленопреклоненной позе. Да, собственно, именно в той позе, какую заслуживает эта женщина — женщина-огонь, женщина-страсть, женщина-чудо, женщина… МОЯ женщина!

Одной рукой поднял обе спутанные тканью ноги, окинул жадным взором блеснувшие темной медью короткие завитки, втянул жадно воздух, как зверюга, учуявший самую лакомую добычу. Склонил голову и прошелся тягучим движением по раскрывшимся для моего вожделеющего рта складочкам, прихватил губами горошину, запульсировавшую прямо на языке. Этот аромат, этот мускусный вкус, эти нежные стоны и острые коготки на моем затылке — все это мое, мое, МОЕ! Отныне и навсегда. Запру ее в своей комнате и не выпущу следующие полгода минимум. Исцелую всю, залижу, закусаю, затрахаю до беспамятства, чтобы ни ходить, ни говорить не могла — только лежать вот так, открытой для меня одного, и выстанывать мое имя.

— Ке-е-ев, сними эти чертовы штаны! — И она заерзала под моим ртом, насаживаясь на язык.

— Блядь, детка, я тебя сейчас свяжу, — прорычал я ей прямо в лобок. — Только руки помою. И все остальное.

И ломанулся от нее, сам себя проклиная за такой жесткий облом, стягивая на ходу ботинки и слыша за спиной тихий заливистый смех.

Заскочил в душ, начал срывать с себя свитер и майку, затем рванул молнию, чуть не зашипев от облегчения. Но тут мой взгляд упал на раковину.

Твою мать!

Станка нет! Чем бриться?

Кое-как заправив возмущенного приятеля обратно в ширинку, натянул футболку, вроде наизнанку, но плевать. Никто и не заметит. Я просто вытрясу этот дурацкий станок у одного из братанов, и дело с концом.

Я успел заметить изумленно распахнутые глаза Мари, когда пулей вылетел из душа и пронесся босиком до порога.

— Ща! Пять сек! Никуда не уходи!

Как я не скатился кубарем вниз по лестнице — ума не приложу. Но не скатился. Вылетел в барный зал, сграбастал ничего не понимающего Ноа и, рявкнув ему на ухо: «Срочно давай свой станок», потащил наверх.

Дорогу нам перегородил розовый кружевной зонтик.

— Мистер Доэрти, на пару слов. — Ронни нарочито смотрел куда-то в сторону, неодобрительно поджав губы.

Бля! Ну что опять-то?

Я отпустил Ноа и пнул его напоследок в зад — чисто для ускорения. Тот понимающе ухмыльнулся и потрусил в сторону своего номера за требуемым.

— Судя по сияющим глазам моего директора, самые острые углы вам удастся сгладить. Ладно. Принимаю. Но позвольте спросить, как вы собираетесь делать ей предложение без кольца? Скрутите из подручных материалов? — презрительно дернул бровью вернувший привычный, хотя бы глазу, облик продюсер.

Твою. Бога. Душу. Мать.

Кольцо!

Как я мог упустить из виду кольцо?

Для девчонок же это самый главный показатель! Пусть Мари и не такая, я верю, нет, я знаю это на сто процентов.

Но мы с ней не одни, кругом наши семьи, и все смотрят.

Резко выдохнув, я развернулся, намереваясь по-быстренькому оббежать ближайшие улочки в поисках ювелирного магазина. Не может же быть такого, чтобы в этом городишке не было своего ювелирного? Или может?

Холодный пот прошиб меня при мысли о том, что и тут я могу налажать, и снова по-крупному.

Грубый рывок за шиворот остановил мою занесенную для шага босую ногу.

— Стоять! Кр-р-ругом! — гаркнул злым голосом Ронни.

Интересно, это только мне он показывает свою истинную сущность стальной акулы с медными яйцами — я знаю, что у акул их нет, но у него точно есть!

— Ронни… Пардон муа, мистер Лоуренс, я вам безмерно благодарен за своевременную подсказку, но буду еще больше счастлив, если вы немедленно отпустите, — с перекошенной рожей буркнул я. Пока я тебе личико не подправил, засранец такой.

Отцепив изогнутую ручку этой розовой хрени, которую он зачем-то таскал с собой, от моей футболки, Ронни сунул руку в карман и вытащил маленькую изящную бархатную коробочку.

— Харри Уинстон. От Дарк Хорс. Желтое золото и платина. Два бриллианта овальной формы по полтора карата, чистота — четверка, цвет — двойка и… а, все равно ты ни хрена не смыслишь, короче, белый и коньячный. Его хотела купить Опра, но я опередил эту высокомерную сучку. Пятьдесят штук плюс сто пятьдесят баксов за коробочку ручной работы.

— Картой принимаешь? — Ты думал, я тут жлобиться буду? Да я ради своей драконяши почку продам, а с баблом уж как-нить разберусь — чай, не голодаю.

— Удержу из гонорара за рекламные съемки.

Да пошел ты!

— Беру!

— Кев… — На какую-то секунду очередная маска нашего многоликого треснула, и под ней я увидел искреннюю заботу, понятное дело, что не обо мне. — Если ты, упаси бог, обидишь нашего солнечного зайчика, я найду возможность уничтожить тебя.

— Если я когда-нибудь обижу СВОЕГО солнечного зайчика, я сам себя уничтожу. И уж повернее твоего, Ронни.