Мисс Вайоминг

Фильм помог возобновить карьеру одной угасшей рок-звезде семидесятых и впрыснул стероидов кинематографическому жанру, пребывавшему в упадке. Почти сразу же были запущены «Бюро частного сыска „Бель Эр“-2», и у Джона тут же появились наркотики, доллары, и женщины просто сыпались ему на колени.

«„Бель Эр“-2» стал не просто хитом, он превратился в настоящего монстра, прогремев громче, чем первый фильм, а за ним последовал триллер о вторжении инопланетян, песни из которого пять недель держали первое место в хит-парадах, и триллер о террористах в Диснейленде, который шел на ура в Европе и Японии, но не лучшим образом сработал в Северной Америке, так как многие режиссеры сперли у Джона рецепт его шумных, насыщенных музыкой фильмов. К производству фильмов Джон не подходил формально. Фильмы были для него способом создания миров, в которых он мог блуждать, обладая бесконечной властью, вдали от событий собственной жизни, свободный от болезней детства и призрачных родственников.

Куда бы Джон ни ехал, громкость была на полной мощности. Однажды Айван и Джон ехали на джоновской машине месяца, «бентли». Припарковав машину в пустыне, они отправились на поиски кактуса, который Нилла просила для своего цветочного хозяйства. После того как они некоторое время побыли на солнышке, Джон сходил к машине и вернулся, неся какие-то предметы, к Айвану, сидевшему на камне. Первым было меню, украденное из ресторана. Джон свернул из меню воронку и залил через нее в глотку содержимое предмета номер два – полбутылки текилы. Затем он взял предмет номер три – винтовку. Сделав пять выстрелов по корпусу машины, он превратил ее в дорогущее решето. «Круто!» – завопил Айван, после чего Джона тут же вырвало, и с тех пор он отказался от машин месяца, остановив свой окончательный своеобразный выбор на расстрелянном «бентли». Джону приходилось поддерживать свою репутацию, и, когда он куда-нибудь приходил, успех и декаданс кружили вокруг него, как сочная сплетня.

Единственным настоящим другом Джона все эти годы оставался Айван. Айван был доволен тем, что Джон приехал со своей матерью Дорис – человеком, присутствия которого так жестоко не хватало Айвану с тех пор, как его отец разделался с браком всего через несколько месяцев после появления Айвана на свет. Джон и Дорис прожили в доме для гостей две недели, как вдруг Айвана привезли домой из школы-интерната, которая находилась недалеко от Биг-Сура. Его застукали, когда он нюхал эфир из бутылки из-под апельсинового крэша. Эфир украл из научной лаборатории ученик, который выменял на него у Айвана стереонаушники.

– Зачем ты нюхал эфир? – спросил Джон Айвана во время их первой встречи в коридоре дома, каменный пол которого выглядел таким гладким, блестящим и твердым, что Джону казалось, будто все, что ни упадет на него – будь то стекло, металл или алмаз, – разобьется вдребезги.

– Я пытался кое-что преодолеть, – ответил Айван.

– Что?

Айван посмотрел на бледного, тощего, неоперившегося юнца, больше похожего на привидение, чем на живого человека. Айван сразу решил довериться Джону. Он подумал, что в таком недоразвитом теле должен обитать сверхразвитый ум.

– Я до смерти, как параноик, боюсь, – он помолчал, – ледникового периода.

– Ледникового периода?

– Угу.

Джон услышал смех сидевших в гостиной Дорис и Ангуса.

– Я без конца смотрел эту картину, – продолжал Айван. – Эти картины. Стена льда, как белые скалы Дувра, ползет через Пасадену, затем по Уилширу и подминает под себя этот дом.

– Да кто тебе такое сказал? Дерьмо все это собачье. На самом деле все происходит совсем иначе. Первым делом начинает идти снег, но это снег, который не тает даже летом. А потом, следующей зимой снова идет снег, и он тоже не тает. А потом, каждый год снегу становится все больше и больше, и он не тает. Через тысячу лет – а для вселенной это все равно что глазом моргнуть – земля покрывается толщей льда. Но к тому времени тебя уже давно не станет. А если бы у тебя хватило мозгов, ты все равно переехал бы на экватор в первый же год.

Айван стоял и, улыбаясь, глядел на Джона, с тех пор он совершенно перестал бояться ледникового периода. Они повернулись и стали смотреть на спринклеры во дворе через маленькое оконце, стекло которого было усеяно сверкающими алмазами брызг.

– Что с тобой? – спросил Айван. – Ты выглядишь как покойник. Или как участник телемарафона.

С того момента тело Джона преобразилось. Он вырос, окреп, но здоровье пришло к нему слишком поздно, так что у него не возникло пристрастия к командным играм. Его привлекали только одиночные виды спорта, в которых можно было претендовать на чистую победу, не растворяясь в команде. Кроме того, он перестал смотреть телевизор, потому что суеверно связывал его со своими болезнями.