Одна фраза, состоящая всего лишь из шести слов, заставила все эмоции выйти из-под контроля, будто сорвала предохранители где-то глубоко внутри. Резко обернувшись, я побежала навстречу Кастиэлю, не давая себе опомниться и передумать. Оставить все здесь – единственное правильное решение, и я не могу дать себе право от него отказаться, снова и снова подвергая опасности себя и своих близких. Достаточно одной жертвы, я больше не хочу смертей. Я не хочу надгробия с надписью «Дженнифер Винчестер», не хочу обрекать отца и ангела-хранителя на те чувства, что кипят во мне сейчас, не хочу заставлять их снова страдать по моей вине. Не хочу, не хочу, не хочу!
– Тише, Дженни, тише, – шептал Кастиэль, поймав меня в свои объятия, когда я все же добежала до ворот, – Все хорошо, я с тобой.
– Я не хочу идти за ней, не хочу, – кричала я, дрожа от рыданий.
Крепко прижав к себе, мужчина ласково гладил меня по голове, успокаивающе шепча что-то на ухо, а я лишь продолжала плакать, уткнувшись ему в плечо. Меня всю колотило от реалистичной иллюзии, настойчиво пульсирующей в мозгу и не ослабляющей хватку своих цепких пальцев: еще одна серая плита, дополняющая армию клонов, отличающихся лишь именем, высеченным на холодном граните. Перед глазами маячили пять слов, заставляющие крепче цепляться пальцами за плащ ангела, обнимающего меня за плечи: «Покойся с миром, Дженнифер Винчестер».
========== Несите воду, Дэйзи! ==========
Стеклянно-синее мерцание мертвых звезд приковало мой взгляд, заставляя невольно глядеть на них, становясь пленницей безжизненного ночного неба. Секунды тянулись невозможно медленно, а время вдруг стало слишком ощутимым, материальным, казалось, я чувствовала его, улавливала крупицы прожитых дней и годов в застывшем воздухе. Странное ощущение, противоречащее всем представлениям о времени и его течении, бросающее вызов сознанию и статьям в детских энциклопедиях, принуждающее думать о нем снова и снова. Несмотря на всю странность подобных размышлений, я была рада отвлечься на них хотя бы этой ночью.
Уже неделю я не могла спать. Под глазами появились ужасные темные круги от хронической усталости, обычно травянисто-зеленая радужка потускнела и будто выцвела, а мое лицо было нездорово бледным. Казалось, я умерла вместе со своей подругой, а по земле ходила тень, отголосок Дженнифер Винчестер. Осунувшаяся и вечно отсутствующая, целыми днями я лишь бесцельно бродила по Монтпилиеру, непонимающим взглядом смотря на свое отражение в стеклах витрин, удивленных прохожих и Кастиэля, ставшего вечным и незаменимым спутником в моих прогулках. Он слишком переживал за меня, чтобы оставить одну хоть на час, и даже дома ходил следом, наблюдал за каждым моим механическим движением. Он делал все: заставлял меня есть, следил, чтобы я одевалась по погоде и случайно не уходила в город в ночной рубашке, готовил отвар из каких-то трав, который я пила, несмотря на ужасный вкус и запах, только потому, что это было важно для моего ангела, и ужасно нервничал, когда я запиралась в ванной, словно боясь однажды найти меня на кафельном полу с перерезанными венами или наглотавшуюся таблеток. Вопреки потере благодати Кастиэль все еще оставался моим ангелом-хранителем.
Холодно. Несмотря на начало июня, по ночам температура неумолимо падала, а ветер все так же гулял по улицам, пронзая и сковывая своим дыханием редких прохожих. Съежившись, я сидела на обитой сливочно-белой тканью скамье, стоящей на веранде нашего дома, и неподвижно смотрела на театр иссиня-черного неба, где звезды, словно актеры, прилежно исполняющие свои роли, мерцали и гасли, а серебристый молодой месяц молча наблюдал за их игрой, медленно приближаясь к своему зениту. Время перевалило за полночь, и ни одно оконце не манило мягким светом ламп, ни в одном доме больше не слышалось ни смеха, ни задушевных бесед за чашкой чая или чего покрепче, утих звон детских голосов. Только я – единственный зритель ночного спектакля.
Позади меня раздался тихий скрип открывающейся двери, уныло затрещали деревянные половицы под тяжелой мужской поступью, и на мои плечи приземлилась огромная кожаная куртка. Мне не нужно было отрывать взгляда от холодного свечения, нависшего над городом, чтобы понять, что рядом был не кто иной, как мой отец, севший рядом на скамью.
– Здесь слишком холодно, Джен, – мягко сказал он, поправляя на моих плечах куртку, пропахшую дорожной пылью, бензином и порохом. – Идем в дом.
Я перевела невидящий взгляд на мужчину и, немного помедлив, нерешительно кивнула. Посмотрев на меня с жалостью и непередаваемой заботой, он прикоснулся ладонью к моему лицу, большим пальцем вытирая щеку от незаметных для меня слез, и поцеловал в лоб, едва прикоснувшись губами к бледной коже. Затем Дин поднялся, увлекая меня за собой, и повел на кухню, осторожно придерживая за талию, будто боялся разбить хрупкую фарфоровую куклу, рассыпающуюся острыми осколками от одного лишь неверного движения.