– Конгрессмен, – сказал он, широко улыбаясь, – рад приветствовать вас в своей калифорнийской обители. Все уже собрались и…
– Все? – прервал его Кендрик.
– Не все, конечно, а только те, кого удалось оповестить о том, что состоится встреча по вашей просьбе. Всего семь человек. Прошу! – Жестом он пригласил Кендрика следовать за ним.
Они вошли в просторную библиотеку, где было все как полагается – высокий потолок, тяжелые переплеты окон, обшитые дубом стены, кожаная мебель и повсюду стеллажи с книгами. Впрочем, огромное помещение весьма смахивало на склеп, хотя голос вице-президента прозвучал довольно гулко:
– Господа, знакомьтесь! Это конгрессмен Эван Кендрик, по чьей инициативе мы сегодня собрались.
Орсон Боллингер быстро представил всех сидящих за овальным дубовым столом, но Кендрик мгновенно уловил, что имена и фамилии, а также должности некоторых из присутствующих на самом деле не соответствуют действительности. Он внимательно вглядывался в лица, как будто собирался писать их портреты.
– Господа, – продолжил Боллингер, опускаясь в полукресло с высокой спинкой и указывая Эвану на кресло рядом, – мы решили не устраивать официальный прием по случаю Рождества в связи с безвременной кончиной наших дорогих Эндрю и Ардис. – Боллингер помолчал. – Ардис не мыслила себе жизни без него. Надо было видеть их вместе, чтобы понять и оценить их бесконечную любовь и нежность…
После этих слов последовали кивки и междометия, выражающие полное согласие с мнением вице-президента.
– Я полностью разделяю вашу скорбь, господин вице-президент, – сказал Кендрик, приняв удрученный вид. – Как вам, должно быть, известно, я познакомился с миссис Ванвландерен много лет назад в Саудовской Аравии. Замечательная была женщина. И такая, я бы сказал, впечатлительная…
– Нет, конгрессмен, я этого не знал…
– Теперь это уже не имеет значения. Во всяком случае, я Ардис Ванвландерен никогда не забуду. Повторяю, изумительная была женщина…
– Конгрессмен, мы собрались здесь по вашей просьбе, – сказал первый помощник Орсона Боллингера. – Нам известно о мерах, предпринятых против вице-президента в Чикаго, и, как мы понимаем, вполне возможно, вы в том не принимали участия.
– Я уже объяснил вице-президенту, мне об этом ничего не было известно, поскольку у меня совершенно иные планы, не имеющие никакого отношения к политической деятельности.
– Тогда почему бы вам открыто не объявить о вашем нежелании участвовать в выборах? – спросил второй помощник.
– Думаю, все не так просто, как нам кажется. Не правда ли? Я был бы неискренним, если бы сказал, что мне не польстило это предложение. И в течение пяти дней мои люди зондировали почву как среди рядовых членов, так и среди лидеров моей партии. Они пришли к выводу, что моя кандидатура наиболее выигрышная.
– Но ведь вы только что сказали, что у вас другие планы, – заметил человек весьма плотного телосложения в серых фланелевых брюках и темно-синем блейзере с металлическими пуговицами желтого цвета.
– Я сказал, что у меня иные планы, но еще ничего не решено окончательно.
– Какова ваша точка зрения, конгрессмен, относительно приостановки своей компании? – спросил первый помощник.
– Этот вопрос, думаю, следует обсуждать вице-президенту и мне. Не правда ли?
– Здесь мои люди, – заметил Боллингер.
– Понимаю, сэр. Но здесь нет моих людей. К примеру, мне бы не помешало по кое-каким вопросам навести справки.
– Вы не производите впечатления человека, которому требуются консультации, – сказал первый помощник Боллингера. – Я видел вас по телевизору. На мой взгляд, у вас вполне устоявшиеся убеждения.
– Да, это так! Я не в силах их изменить, даже если бы и появилось намерение кое от чего отказаться. Тут уж ничего не поделаешь! Как у зебры – полоса темная, полоса светлая…
– Вы, случайно, лошадьми не торгуете? – спросил долговязый молодой человек в футболке и с очень загорелым лицом.
– К вашему сведению, я ничем не торгую и не торговал, – отчеканил Кендрик. – Я просто хочу разъяснить ситуацию, которая не всем ясна, но которая должна быть хорошо понята.
– Не принимайте близко к сердцу то, что говорится необдуманно, – сказал Боллингер, кинув неодобрительный взгляд на своего загорелого консультанта. – Речь идет не о торговле, а о своего рода коммерции, свойственной представителям нашей демократической партии. А теперь, что это за ситуация, которую вы намерены прояснить?
– Естественно, это кризис с заложниками в Омане, в смысле – в Маскате, а также события, имевшие место в Бахрейне. Как мне кажется, это все и способствовало возникновению плана выдвижения меня на более высокий пост. – Присутствующие устремили свои взоры на конгрессмена. Каждый решил, что с минуты на минуту узнает нечто весьма важное, что немедленно развеет миф о герое Омана. – Я отправился в Маскат, – продолжил Эван, – поскольку понял, что за спиной палестинских террористов стоит тот, кто, говоря образно, выдавил меня и мою фирму из бизнеса и прибрал к своим рукам мои миллионы.