Миссия, люди и я. Уроки бывшего командира отряда «Дельта»

Каждый вечер, сидя за одним столом в редко посещаемом отделе архивов периодических изданий, я неделями рылся в толстых черных переплетах старых номеров журнала Life. Я прочел все рассказы о Вьетнаме, но больше всего на меня повлияли фотографии. У меня возникло много вопросов, поэтому я разыскал и переговорил с некоторыми ветеранами Вьетнама, которые в то время преподавали в университете. Они поделились со мной своими взглядами, и чем больше я их слушал, тем больше разочаровывался. Я в целом был раздосадован, потому что, как бы тяжело мне ни было признаваться в то время, я понял, что моя страна проиграла войну. Я был особенно расстроен, потому что чем больше я узнавал о решениях, принятых различными руководителями во время войны, тем больше я убеждался, что именно эти решения, а не враг, привели нас к поражению. Как могло такое множество, казалось бы, ярких и умных людей в нашем правительстве принять столько плохих решений? От Кеннеди и Макнамары и до Никсона и Уэстморленда, — решения, которые они принимали относительно всего, начиная с того, как мы оказались вовлечены в войну, и заканчивая тем, как мы на самом деле воевали, — совершенно сбивали меня с толку.

Я удивлялся, почему мы не создали партизанскую армию для борьбы с Вьетконгом вместо того, чтобы тратить миллиарды на создание вестернизированной версии традиционной армии, которая не соответствовала ни культуре Южного Вьетнама, ни противникам, которых они пытались победить. Когда я смотрел на боевые фотографии в журнале Life, я удивлялся, почему наши военные силы передвигались такими крупными, неуклюжими формированиями, вместо того чтобы разделить их на небольшие группы, придав им большую маневренность? Почему они повсюду летали на вертолетах, сообщая врагу о своем местонахождении и намерениях, куда бы они ни направлялись? Почему они не оставались в джунглях вместо того, чтобы все время возвращаться в свои базовые лагеря? Для того, чтобы победить врага, почему мы не сражались так, как он?

Я начал развивать глубоко укоренившееся затем уважение к Вьетконгу, хотя потребовалось еще много лет, прежде чем я почувствовал себя комфортно, признав это. Они всегда были легкими и проворными. Они несли и имели только то, что им было нужно для выполнения задания: тубу риса, АК-47, несколько магазинов с боеприпасами и просторную темную пижаму. Похоже, что их отношение к боевым операциям описывалось словами «в бою все средства хороши». Они сосредотачивались только тогда, когда это требовалось, обычно воюя небольшими группами, вплоть по два-три человека. Когда становилось слишком жарко, они снова таяли в джунглях, чтобы снова вступить в бой на следующий день. Они были очень проворны.

Курс американской истории, который я прослушивал в то время, предлагал мне совершить экскурсию в Геттисберг, штат Пенсильвания, чтобы осмотреть знаменитое поле битвы Гражданской войны. Поначалу меня это не интересовало — в конце концов, что я мог узнать, пройдя через кучу кукурузных полей и слушая рассказы о битве и войне, которые произошли более ста лет назад? Через несколько дней, гуляя по кампусу, я столкнулся с одним из ветеранов Вьетнама, с которым недавно подружился. Я спросил его, что он думает о поездке в Геттисберг. «Если ты хочешь узнать, что пошло не так во Вьетнаме, — глубокомысленно ответил он, — то ответ можешь найти в Геттисберге». Потом он повернулся и пошел прочь. Это все, что он мог сказать по этому поводу. Любопытствуя познать смысл его загадочного ответа, я в тот же день чуть позднее записался в эту поездку.