Миссия, люди и я. Уроки бывшего командира отряда «Дельта»

Когда через несколько часов взошло солнце, я вышел в пустыню, как это делал каждое утро, чтобы дождаться возвращения «мародеров Росомахи». Это был конец еще одного двадцатидвухчасового размытого боевого дня. Я стоял один в пустыне, когда машины въехали в относительную безопасность нашего укрытия, окруженного песчаными дюнами. Пока солдаты спешивались и начинали выгружать оставшиеся боеприпасы, проверяя себя и свои машины на предмет повреждений, один из самых старших бойцов подразделения, Армани, выскочил из головной машины и направился прямиком ко мне. С совершенно растрепанными волосами и одеждой, с отрешенным, как у зомби, взглядом, стараясь оставить глаза открытыми, но с идеально сохранившимися и подогнанными к телу оружием и снаряжением, он имел знакомый вид оператора «Дельты», возвращающегося после интенсивного ночного боя. Я не был уверен, что он собирался сказать. Никакого приветствия не последовало. Армани просто схватил меня за руку, посмотрел мне в глаза и хриплым от ночных криков голосом прошептал:

— Мы ловили каждое слово из вашего разговора с генералом, пока сражались ночью. Если бы мы въехали в этот город, нас бы разорвало на куски. Я просто хотел пожать вам руку и сказать спасибо.

Это простое рукопожатие и едва слышные слова благодарности от человека, которого я безмерно уважал, а также знание того, что все мои люди успешно вернулись с опасной миссии, были для меня определяющим моментом, которым я горжусь так же, как и любым другим событием в моей жизни. По иронии судьбы, я действительно не сделал ничего, кроме того, что должен был сделать. Я не вел атаку на вражеское пулеметное гнездо и не выполнял острых наполеоновских передовых оперативных маневров. Я просто поступил правильно. Это было правильно для миссии, это было правильно для людей, и это было правильно для меня.

Было много уроков из того, что отважные бойцы оперативной группы «Росомаха» сделали в первые дни боевых действий в Ираке. Интервью с захваченными в плен иракскими лидерами подтвердили, что Саддам и его генералы считали, что наша группа из нескольких сотен «мародеров» являлась авангардом главного удара коалиции. [25] Но самым важным уроком, который я извлек из тех первых дней боевых действий в Ираке, было главенство принципа 3М (миссии, людей и меня).

До инцидента на «клеверном листе» я много раз пользовался принципом 3М в своей военной карьере, но это был первый раз, когда я использовал его, чтобы принять решение о жизни и смерти за долю секунды. Сосредоточившись на своей миссии, своей ответственности за благополучие своих людей, а затем полностью исключив из уравнения любые мысли о себе, я смог распознать и приспособиться к навязчиво знакомому образцу современного поведения в бою, пока он разворачивался передо мной (лидер, введенный в заблуждение технологией и введенный в заблуждение гордыней, пытающейся принимать решения о жизни или смерти без обстоятельств, сопровождающих людей на земле).

Одна из печальных реальностей крупных организаций, подобных военным, заключается в том, что действительно значимые уроки из ключевых событий, таких как инцидент у «клеверного листа», редко фиксируются или распространяются в виде исторических записей. Для этого есть много возможных причин. [26]

Первая заключается в том, что фактическое событие и уроки, которые оно дает, могут негативно отразиться на некоторых или на всех лицах, вовлеченных в него, и, таким образом, они намеренно замалчиваются или маскируются произвольным штампом секретности, чтобы предотвратить их совместное использование.

В других случаях ключевые участники, сами военнослужащие, оказываются втянутыми в цикл непрерывных операций и у них нет достаточного времени, чтобы осмысливать и освещать реальные уроки событий. В тех редких случаях, когда у воинов действительно есть время поразмыслить, написать или поделиться своими мысля-ми, то, что они создают, зачастую оказывается замусоренным потребностью человеческой психики повысить собственную значимость или административной политикой и политическими условиями, которые на тот момент им противостоят и влияют на них.

Наконец, сами уроки чаще всего неверно фокусируются на драматических особенностях тактики и способов ведения боевых действий, а не на моделях действий и поведения, которые на самом деле были ответственны за исход события. Ибо не действие — ослепительная вспышка светошумовой гранаты или скрытное приближение спецназовца, оснащенного очками ночного видения, — имеет наибольшее значение, а лишь взаимодействие, в виде того, как мы думаем, как мы принимаем решения, и как мы их реализуем.