Миссия на Маврикий

Сеймур, второй лейтенант и Троллоп, третий, торопливо вошли, сопровождаемые Джонсоном, помощником штурмана. Они выглядели довольными, но встревоженными, так как прекрасно знали, что хотя «Боадицее» сопутствовал успех, действия ее отнюдь не были безупречными, особенно, при снятии «Гиены» с ее злосчастного ложа среди скал, и поэтому разнос от нового капитана был ими вполне ожидаем. Сеймур и Джонсон выглядели как братья, низенькие, розовые, круглолицые, круглоголовые, с трудом пытающиеся удержать на довольных физиономиях выражение уважительной серьезности. Это были парни, подобных которым Джек встречал сотни раз на протяжении своей карьеры, и он был счастлив иметь их на борту. Он встречал и многих троллопов тоже, больших, темных, черноволосых, с тяжелыми челюстями и без чувства юмора. У плохого командира такие становились настоящими тиранами, а потом, получив повышение – просто дьяволами в эполетах. Но в настоящий момент Троллоп был еще молод и не успел испортиться. Все трое были еще молоды, хотя Троллопу было уже около тридцати – многовато для его звания.

Джек считал, что прекрасно знает, что сейчас было у них в головах: в бытность его лейтенантом ему часто случалось получать «фитиль» за чужие провинности. Почтительное выражение их лиц, однако, было не просто данью субординации, но уважением к репутации командира на флоте: на своем четырнадцатипушечном бриге «Софи» он атаковал и захватил испанский тридцатидвухпушечный фрегат «Какафуэго»; был одним из немногих командиров фрегатов, рискнувших вступить в поединок с линейным кораблем; прославился в деле у Кадиса, где находясь во временном командовании фрегатом «Ливели», захватил равные по силе «Клару» и «Фаму». Что касалось крейсерских и набеговых операций – мало кто мог соперничать в этом со «Счастливчиком Обри». Однако Джек не знал и даже не подозревал об этом, частично потому, что считал свои подвиги делами давно прошедших дней, частично потому, что относил свои наиболее выдающиеся дела на счет удачи: он оказался в нужное время в нужном месте, и любой морской офицер на его месте поступил бы также. Это не было простой скромностью: он знал кучу офицеров, хороших командиров и выдающихся моряков, которые отслужили всю войну, так и не получив шанса проявить себя – на конвойной службе, на транспортах, даже на линейных кораблях, осуществлявших блокаду Бреста и Тулона. Они встречали опасности лицом к лицу, но чаще от разбушевавшегося моря, чем от врагов и оставались в тени, задвигаемые по службе и бедные, как церковные мыши. Но, представься им такие же возможности, он уверен, они бы действовали не хуже, а, пожалуй, что и лучше.

– Ну-с, джентльмены, – начал Джек, – неплохое начало вояжа. Но мы потеряли мистера Эйкерса. Мистер Сеймур, Вам придется занять его место.

– Благодарю Вас, сэр.

– И, мистер Джонсон, Вы ведь получили лейтенанта, мне кажется?

– О да, сэр. В первую среду августа 1802, – ответил Джонсон, вспыхнув и сразу побледнев. Он был произведен, но как и множество гардемаринов, не имевших протекции, так и не получил назначения. Все эти годы он оставался помощником штурмана, старший гардемарин, не более того, и вероятность назначения падала с каждым днем его рождения, и он уже смирился с судьбой. Штурман – вот все, на что он мог рассчитывать, уволиться мичманом и никогда не получить собственного корабля. На «Боадицее» были гардемарины с куда более высокими претензиями: капитан Лавлесс взял на борт крестника адмирала, племянника другого, наследника члена общества выборщиков из Олд Сарум, и не сыну отставного лейтенанта было тягаться с ними.

– Тогда я даю Вам назначение, как исполняющему обязанности лейтенанта, и, будем надеяться, адмирал на Мысу его утвердит.

Джонсон, весь красный, произнес слова благодарности, и Джек продолжал:

– Поскольку, я не скрываю это от вас, джентльмены, наш пункт назначения – Мыс Доброй надежды. А вот чего вы не знаете, это того, что с другой стороны Мыса нас ждут четыре французских сорокапушечных фрегата. И сегодняшнее небольшое приключение тут весьма кстати. Это ободрило новичков, ввело их в дело, и положило конец крейсерству «Хиби» – а он играл в Старого Гарри с нашими торговцами последние несколько недель. Поэтому, я думаю, мы можем выпить по стаканчику за это. Пробин! – позвал Джек (Пробин был его стюардом).

– Пробин, принесите бутылку мадеры. Потом пойдите, удостоверьтесь, что кок французского капитана устроен со всеми возможными удобствами, и будьте с ним повежливее! Ну, за «Гиену», экс-«Хиби», за ее благополучное возвращение!

Они выпили в молчании, уверенные, что капитан еще не сказал все, что собирался.

– Неплохо, по-своему неплохо, – продолжил Джек, – но, полагаю, едва ли кто назовет наши действия безупречными.

– Да, это не в Вашем средиземноморском стиле, сэр, – ответил Троллоп.

Джек тяжело посмотрел на лейтенанта. Были они в одном экипаже? Он не припоминал.

– Я был гардемарином на «Амелии», когда вы привели «Какафуэго» в Порт-Магон. Господи, как мы орали «Софи»!