Во-вторых, моё восприятие звуков и чужой речи также изменилось. В первые секунды уши просто наглухо заложило, словно я резко спустился с вершины горы в долину или нырнул на двадцать метров под воду. Ощущение заложенности ушей постепенно отступило и в голову начали пробираться безликие шепчущие голоса. Я чуть не обмочился от страха. Пугающие голоса в голове спорили друг с другом. Только этого не хватало! Я схожу с ума?
Это было уже моё третье воплощение в "Перекрёстке". Первое в теле человека и оно сразу оказалось каким-то проблемным. Я задыхался, в горле першило, нос заложило, глаза слезились. В темноте пещеры я толком не видел против света костров, что за тёмные силуэты меня окружают. Будучи гоблином я хорошо видел в темноте, а если слышал голоса снаружи, в голове звучал их синхронный смысловой перевод. Эльфом я тоже не испытывал дискомфорта в темноте, имелся языковой барьер, но просто слышал голоса, а стал понимать речь, лишь получив радужные кубики.
Сейчас же непонятная речь окружающей меня толпы превратилась в пугающую и сводящую с ума какофонию шепчущих голосов. Слезящимися глазами я не мог ни разглядеть призвавших меня особ, ни понять, от кого исходит та или иная фраза. Обращаются ли они ко мне или говорят между собой. Они всё говорили-говорили, но я не мог понять, что от меня хотят. Единственное, что как-то оформилось и задержалось в сознании из общего гула — это понимание, что меня делят, делят между собой. Толпа решала, кому я должен достаться и затянувшийся спор начал перетекать в ссору.
Из рассказов Вилайлай я ещё помнил, что герой — волен выбирать, будет он служить кому-то или отправится в свободное плавание, но желательно, тем более, если я герой-новичок, на старте иметь могучего покровителя. Я решил вмешаться в спор, и раз мои поиски Вилайлай было логично начать с Шилдарии, то к её правителю мне лучше и присоединиться. Об этом прямо и сообщил.
Текущего политического положения Великой Шилдарии я не знал, но в толпе нашёлся правитель этой страны, что давало надежду, что споры, наконец, прекратятся и меня выведут из этой газовой камеры на свежий воздух. Но мои надежды не оправдались. Спор разгорелся с ещё большим ожесточением, вызвав у меня в голове настоящий шквал шепчущих голосов. Двое мужчин спорили, оба назывались королями Шилдарии, и я попытался уточнить, кто из них кто и не разделилась ли она снова на Северную и Южную.
Мне никто толком не ответил, но прозвучало предложение служить правителю Северной Шилдарии, королю Финкришу Второму. Я готов был согласиться, но вмешалась какая-то женщина, требовавшая отложить принятие решения о службе на более поздний срок. Её лица я не видел, так как свет падал со спины, но её длинные, розовые, просвечивающиеся на свету уши выдали в ней эльфийку. Я сместился в сторону, чтобы взглянуть ей в лицо под другим углом. С замиранием сердца надеялся увидеть мою Длинноушку, но всего нескольких секунд хватило, чтобы понять, что это совсем другая женщина. К ней и обращались по-другому. Какая-то принцесса Зерона. Вряд ли моя красавица стала бы связываться с людскими правителями. Да она в принципе не могла получить титул принцессы, если не родилась в королевской семье, поэтому вспыхнувшая надежда угасла также быстро, как и возникла.
Но больше всего раздражало то, что треплющаяся непонятно о чём толпа продолжала торчать в этой душной, задымленной пещере. Ну всё уже, призвали героя, давайте выдвигаться. Какого чёрта чесать языками, стоя на одном месте. Что за занудство? Мне что, одному так плохо в этом мерзком месте?
Ещё и эти неудобные "Жезлы воскрешения" портили настроение. Они были очень тяжелыми и скользкими, а от жары и недостатка кислорода моё сердце начало колотиться, словно после стометровки. Мои ладошки и лоб покрылись испаринами пота и скользкие жезлы так и норовили выскользнуть на твердый, каменный алтарь.
Уж не знаю из чего мои артефакты были воссозданы в этом мире, но по ощущениям казались стеклянными и хрупкими. Очень необычный, тёплый, гладкий материал. Я боялся, что они повредятся, если их уронить даже с небольшой высоты.
В какой-то момент я не выдержал не затихающих споров, от которых уже начинала болеть голова и опять громко объявил о своём желании служить Северной Шилдарии. Повторил это дважды, чтобы меня, наконец, услышали.
Вроде дошло. Большинство людей прикрыли рты, но один здоровяк не унимался. Стал называть Северную Шилдарию недостраной, оскорблять её правителя. Он меня просто взбесил.
— Меня не волнует твое мнение, дебил! Заткни свою вонючую пасть и больше не открывай! — рявкнул я на здоровяка, конечно, тут же пожалев, что вышел из себя и позволил себе лишнего.