Миссия пилигрима

— Умею. — Витус взял из рук Фабио ружье и повесил себе за спину. Перехватив недоверчивый взгляд торговца, он добавил: — Я владею и арбалетом… и шпагой. Мне в жизни и убивать приходилось. Позор, конечно, если ты врач и твое призвание спасать людям жизнь, но у меня не было другого выбора.

Фабио явно успокоился.

— Тогда возьми еще один из моих кинжалов, на всякий случай.

— Хорошо. Ну, а теперь иди спать. — Витус засунул клинок за пояс и, не говоря ни слова, решительно пошел прочь. Он подыскал себе место, откуда хорошо просматривалась вся местность, конечно, насколько позволял лунный свет. Немногочисленные кусты выглядели черными и зловещими, оживая и шевелясь при каждом порыве ветра. Время от времени потрескивал догорающий костер и доносился храп.

Он сел на ствол поваленной ивы и задумался. Путь до Англии был еще долог, но, если он вместе с друзьями доберется хотя бы до Генуи, самое тяжкое будет позади. Немного везения — и они смогут попасть на корабль, идущий через Гибралтарский пролив, а оттуда на север, до Британского острова.

Витусу стало зябко. Он встал, чтобы немного размяться. Британский остров, Англия… Вернувшись домой, ему придется отчитаться о своей поездке. Ведь он отправился в путешествие, чтобы одержать победу над чумой. Победил ли он ее? Если быть честным, победа была лишь частичной. Ведь одно дело избежать заражения, а другое — лечить больных. А действенного, эффективного во всех случаях лекарства пока так и не найдено. Может, его и вовсе не существует? Ну что ж, по крайней мере выяснена причина возникновения чумы — чумная блоха. И каким образом Петрарке удалось проникнуть в эту тайну? Или, скорее, даже его брату Джерардо, неуязвимому для всех миазмов?

Витус потопал окоченевшими ногами: желтые туфли, в которые все еще были обуты он и его друзья, были не для этой широты. Кто ждет его в Гринвейлском замке? Много замечательных людей, которые любят и уважают его, так же как он любит и уважает их. И только ее, единственной, не будет там, Арлетты…

Его охватила грусть. Он так часто вспоминал о ней с неизбывной нежностью и непреходящей болью в сердце. Как естественна была ее красота, как гибок стан и весел нрав. Он и сегодня помнил запах ее волос, ее безупречной кожи. Она носила под сердцем его дитя, плод их любви, пока коварная чума не уничтожила ее. Арлетта сгорела вместе с нерожденным ребенком за несколько дней, убив и кусочек его самого. Арлетта, Арлетта, Арлетта…

Да, она все еще была с ним, в его сердце. Но как же этого мало, чертовски мало!

Витус вспомнил своего покойного дядю, лорда Коллинкорта, по-настоящему узнать которого ему было уже не суждено. Вспомнил Ричарда Кэтфилда, немного суховатого, но такого добросовестного управляющего; конюха Кита, ныне шталмейстера; помощника управляющего Хартфорда; Марту, помощницу поварихи миссис Мелроуз, и многих-многих других. Не забыл он и саму миссис Мелроуз, грозную повариху, о которой все злословили, будто она ходит смеяться в погреб, чтобы никто не видел, — до того она всегда сурова.

Да, миссис Мелроуз была настоящей крепостью, пока не явился малыш Энано и не растопил ее сердце. Никто в замке и не предполагал, что такое вообще возможно. Неделями все хихикали над столь необычной парочкой. Энано с утра до ночи обольщал свою «румяную пулярочку», осыпая потешными любезностями и забавными непристойностями. Это и в самом деле был неравный союз, но Коротышку сие обстоятельство нисколько не смущало, ведь благодаря близости к поварихе он оказался у источника всех материальных благ.

Энано, карлик, превратившийся в великана… Ни от кого не укрылось, какое повышенное внимание он уделял Антонелле, что было явно проявлением нового самосознания. С миссис Мелроуз было совсем по-другому: она немолодая женщина, и его ухаживания скорее воспринимались как шутка. Но Антонелла была молода и хороша собой, хотя несколько полновата. Раньше Коротышка никогда бы не решился ухаживать за такой девушкой. Антонелла… Несомненно, работящая, трудолюбивая девушка. Впрочем, что-то в ней было такое, чего Витус был пока не в силах распознать. Что-то непонятное для него.

Мысли Витуса вернулись к родине его предков. Там был еще один человек, не имевший к нему никакого отношения и тем не менее осмеливавшийся оспаривать его наследство, — Хорнстейпл, адвокатишко худшего пошиба. Он утверждал, будто представляет интересы любовника пропавшей матери Витуса, некоего Уорвика Троута, подмастерья ткача. По словам стряпчего, он, Витус, якобы не имеет никаких прав на наследство, поскольку вовсе не доказано, что он внучатый племянник покойного лорда Коллинкорта, ибо, скорее всего, его подменили у ворот монастыря Камподиос и он не более чем ребенок какой-нибудь сбежавшей крестьянки.

Витуса опять начал бить озноб. Воспоминания не грели душу. По луне, светившей сквозь облака, он определил, что полночь уже миновала. Еще раз обойдя вокруг лагеря, молодой человек шепотом разбудил Фабио, тихонько отдал ему мушкет и отправился спать. Устало вытянулся рядом с Магистром и тут же уснул.