— И я не знала… Однако я хотела бы еще раз вернуться к вопросу о происхождении этого молодого человека. Хорнстейпл утверждает, что младенца могли подменить. Можем ли мы полностью исключить такую вероятность, если даже учитывать показания старой ткачихи?
Уолсингем помедлил и уверенно произнес:
— Хорнстейпл много чего утверждал, но сейчас совершенно бесспорно одно: существует свидетельница, которая может подтвердить, что леди Джейн подкинула к монастырским воротам свое дитя 5 марта
— Но почему же?
— Да потому что это не имеет ни малейшего смысла, ваше величество. — Уолсингем поднял палец, дабы подчеркнуть важность того, что он намерен сказать. — Представим себе следующую картину: некая другая мать идет со своим младенцем к монастырю, чтобы подкинуть его. Почему она это делает? Потому что вынуждена избавиться от него по тем или иным причинам. Но ведь такая мать, оставив у ворот своего ребенка, никогда не возьмет чужого! В таком случае она всего лишь поменяла бы свою старую проблему на новую.
— Вы правы, — кивнула Елизавета: слова Уолсингема полностью убедили ее. — Уж коль на то пошло, у монастырских ворот должны были бы лежать два ребенка.
— Я рад, что ваше величество разделяет мое мнение.
— Следовательно, молодой Витус — человек благородного происхождения. Он врач, чрезвычайно трудолюбив и к тому же успел написать медицинский трактат.
— Именно так.
— Давайте вернемся теперь к содержанию этой актуальной книги.
— Буду краток: помимо того, что трактат написан молодым Коллинкортом на превосходной латыни и автор пришел к целому ряду блестящих выводов, главный итог, по моему мнению, это разоблачение возбудителя чумы. Это чумная блоха, названная им
— Как вы сказали? Блоха — виновник черной смерти? Малюсенькая блоха? Вы шутите, Фрэнсис.
— Никоим образом, ваше величество. Ничтожный укус ничтожной блохи ведет к катастрофическим последствиям. От всего сердца рекомендую вам прочесть это занимательнейшее произведение. Вы получите огромное удовольствие, шаг за шагом следуя за логическими построениями молодого Коллинкорта, пока наконец, словно бы само собой разумеющееся, перед вами не предстанет блестящее умозаключение: переносчик чумы — блоха. Именно она разносит страшную заразу, если не брать во внимание заражение человека человеком.
Уолсингем выдержал многозначительную паузу и продолжил:
— Этот вывод, ваше величество, — настоящий переворот в науке. Представьте только: если при следующей вспышке эпидемии каждый будет следить за тем, чтобы не соприкасаться с блохами, болезнь выдохнется за несколько дней.
Это было настолько невероятно, что Елизавете понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить услышанное. Однако королева была чрезвычайно сообразительна и обладала прекрасной памятью, поэтому возразила, нахмурив лоб:
— Но до этого вы говорили о чуме как о неотразимом оружии. Я слишком хорошо знаю вас, чтобы догадываться, что это было неспроста. Так в чем зерно?
Уолсингему было непросто скрыть свою гордость:
— Мое предположение, что чуму можно использовать и во время военных действий, подтвердилось, причем в тот самый момент, когда я читал произведение молодого Коллинкорта.
— Что-то не улавливаю вашей логики.
— Один момент, ваше величество, сейчас поймете! — с горячностью воскликнул Уолсингем. — Вы уже когда-нибудь слышали о так называемых огненных горшках? Нет? Тогда позвольте пояснить: такие огненные горшки были в ходу еще у древних греков и римлян. Так называли железные сосуды, которые заполнялись смесью из селитры и других веществ. Когда все это поджигалось, погасить такой огонь было невозможно. Можете себе представить, какой ужас, какой хаос он сеял в рядах противника. А теперь подумайте, что было бы, если огонь заменить блохами.
— И что бы тогда произошло? Вы меня заинтриговали.
— Понимаю. Меня беспокоят непрекращающиеся беспорядки в Шотландии. Не проходит и месяца, чтобы предводитель какого-нибудь клана не восстал и не сорвал свою злость на наших войсках. Скажу вам прямо: пока этот Яков, сынок Марии Стюарт, правит на севере, у нас на юге не будет покоя. Он весь в мамашу. Однако не буду уходить в сторону. Вообразите, каков был бы эффект, если через стену очередной мятежной крепости забросить такой «блошиный горшок».
— Боже праведный! Вы с ума сошли, Фрэнсис! Подумайте о несчастных женщинах и детях за этими стенами!