Миссия Шута

Еще никогда в жизни мне не приходилось видеть побережья, настолько лишенного каких бы то ни было признаков человеческого присутствия. Даже животные вызывали у меня диковинные и часто неприятные ощущения, когда я пытался прикоснуться к ним Уитом. Впрочем, и пейзажи, представшие нашим глазам, производили ужасающее впечатление и казались какими-то чуждыми — топи, от которых поднимались ядовитые испарения, душившие нас, и зеленые островки среди болот, где вся растительность, роскошная и пышная, представлялась нам неправильной и извращенной.

Через некоторое время мы добрались до Дождевой реки, которую жители Бингтауна называют неистовой Дождевой рекой. Не знаю, какой безумный каприз заставил меня последовать по ее течению, но я попытался. Болотистые берега, вонючая растительность и страшные сны вскоре заставили нас повернуть назад. Что-то в почве разъедало подушечки лап Ночного Волка и жесткую кожу моих сапог, которые довольно быстро изорвались до дыр. Нам пришлось признать, что мы потерпели поражение, но мы совершили очередную ошибку, когда пустились в обратный путь.

Мы срубили несколько молодых деревьев, чтобы построить плот. Ночной Волк предупредил меня, что мы не должны пить воду из реки, но я не представлял себе, какие опасности нас поджидают. Хлипкий плот чудом не развалился, когда мы наконец добрались до устья реки, наша кожа там, где на нее попала вода, покрылась страшными язвами. Мы испытали самое настоящее удовольствие, когда наконец увидели море. Соленая вода жалила раны, но довольно быстро их излечила.

Несмотря на то что область Чалсед давным-давно заявила свои права на земли вдоль Дождевой реки и множество раз утверждала, что Бингтаун также находится в ее владениях, мы не встретили на берегу ни одного поселения. Мы с Ночным Волком довольно долго шли на север, и, должен признать, дорога была нелегкой. Когда Дождевая река осталась в трех днях пути позади, мир снова начал приобретать привычные очертания, но первую деревню мы увидели только через десять дней. Регулярные промывания морской водой практически залечили наши ссадины и раны, а мои мысли снова стали принадлежать мне, но со стороны мы производили еще то впечатление — оборванный бродяга и тощий пес. Местные жители нас не слишком жаловали и в свои дома не пускали.

Наше тяжелое путешествие на север через Чалсед убедило меня в том, что там живут самые недружелюбные люди в мире. Иными словами, в Чалседе мне совсем не понравилось — как и предсказывал когда-то Баррич. На меня даже не произвели впечатления великолепные города. Чудеса архитектуры и достижения цивилизации в Чалседе держатся на страданиях людей. Больше всего меня возмущало то, как широко там распространено рабство.

Я замолчал и посмотрел на серьгу в ухе Шута, означавшую, что он свободный человек. Когда-то она принадлежала бабке Баррича — знак рабыни, завоевавшей свободу. Шут прикоснулся рукой к серьге, висевшей рядом с другими, вырезанными из дерева, ее серебряный блеск сразу привлекал внимание.

— Баррич, — проговорил Шут. — И Молли. На сей раз я задам тебе прямой вопрос: ты никогда не пытался их найти?

Я опустил голову.

— Да, — признался я через несколько минут. — Я их искал. Поразительно, что ты спросил именно сейчас, потому что как раз в Чалседе у меня возникло непреодолимое желание их увидеть.

Однажды вечером мы разбили лагерь довольно далеко от дороги, и мне приснился очень яркий сон. Возможно, столь четкие образы возникли потому, что Молли все еще жила в самом дальнем уголке моего сердца. Однако приснилась мне не она, а я сам. Я совсем маленький, мне жарко, и я серьезно, смертельно болен. Баррич прижимает меня к груди, и его знакомый запах помогает мне переносить мучительную боль. Неожиданно ко мне прикасаются невыносимо холодные руки, они пытаются забрать меня, но я вырываюсь и плачу и еще крепче обнимаю Баррича. И его сильная рука снова обхватывает меня, не отдает тому, кто хочет забрать.

— Оставь ее, — хриплым голосом требует он.

Я слышал голос Молли, словно издалека, дрожащий и немного искаженный.

— Баррич, ты тоже болен. Ты не можешь о ней заботиться. Дай ее мне, а сам отдохни.

— Нет. Оставь ее со мной. А сама займись Чивом и собой.

— С твоим сыном все хорошо. Мы с ним здоровы. А вы с Неттл больны. Дай мне ее, Баррич.

— Нет, — с трудом проговорил он и, словно защищая от всего мира, еще крепче прижал меня к себе. — Именно так и начиналась Кровавая Чума, когда я был мальчишкой. Она убила всех, кого я любил. Молли, я не перенесу, если ты заберешь ее у меня, а она умрет. Прошу тебя, оставь ее со мной.

— Чтобы вы умерли вместе? — В усталом голосе Молли появились резкие нотки.

— Если так будет угодно судьбе, — совершенно спокойно заявил Баррич. — Умирать одному очень страшно. Я буду держать ее до последнего вздоха.