Миссия в Париже

Подпоручик перестал снимать ботинок и, словно бы даже протрезвев, с опаской посмотрел в сторону гостиной. Убедившись, что их никто не подслушивает, шепотом сказал:

– Только вам, капитан! Я вам доверяю! Меня там ждут.

– Жена? Невеста? Кончится война, отыщете.

– Не то! – и подпоручик многозначительно добавил: – Люди! Много. Может, пятьсот, может тысяча. В Матронинском монастыре.

– Дезертиры, что ли? От войны прячетесь?

– Ну, какой вы! – капризно сказал Алехин. – Опять не поняли. Это гениальный замысел Петра Николаевича. И все! Я молчу!

Так и не сняв второй ботинок, подпоручик завалился на кровать.

– Мягенько, – блаженным голосом пробормотал он, закрывая глаза.

– Ерунда! – громко, не давая ему уснуть, сказал Кольцов. – Придумали какую-то чепуху. А на самом деле просто прячетесь от войны. С кем там воевать?

– Не с кем, да? – оскорбился подпоручик и приподнял голову. – С большевистской Первой конной армией.

– Подпоручик, вас кто-то ввел в заблуждение. Первая конная – на Западном фронте. Воюет с поляками.

– Это вы заблуждаетесь, капитан. Она уже не воюет с поляками. Она своим ходом идет на Каховку. И ничего не опасается. Маршрут наша разведка выведала. Мы ее ждем в Знаменских лесах. Там и накроем. Была Первая конная – и нет Первой конной. Гениальный замысел Врангеля. Утром мы с вами это подробно обсудим. Только – ни-ко-му!

Подпоручик снова улегся на подушку, но прежде чем закутаться с головой одеялом, добавил:

– Может, я и вас, капитан, уговорю – со мной. Всех офицеров, которые принимают участие в этой засаде, Врангель пообещал наградить орденами Святого Николая Чудотворца. Большая честь!

Кольцов вспомнил разговор с Колодубом о ладанке, а потом увидел и ее саму, с картонкой внутри, на которой были эти четыре таинственных буквы «О.С.Н.Ч».

– Все! Сплю! – поворочавшись, выдохнул подпоручик и натянул на голову одеяло.

«Орден Святого Николая Чудотворца» – вот и вся разгадка этих четырех букв на картонке. Скорее всего, это вдохновляющее напоминание терпящим лишения, находящимся в засаде врангелевским офицерам, а возможно, и солдатам, о будущем награждении. А возможно… возможно, члены этого полка или этой группы сами назвали себя «орденом». Романтические студиусы, не так давно покинувшие университетские стены и по приказу Врангеля нашедшие себе временное пристанище в глухом лесном монастыре, вполне могли так назвать свое сообщество. На манер древних рыцарских или рыцарски-монашеских общин с определенным уставом, обозначавшим принадлежность к тому или иному рыцарскому ордену.

«Кавалер ордена Святого Николая Чудотворца» – звучит красиво, таинственно и несколько устрашающе.

Кольцов еще дважды будил подпоручика в надежде выудить что-то, представляющее интерес. Но подпоручик путался в своих признаниях, и было похоже, что он больше ничего существенного не расскажет. Но не потому, что что-то скрывает, а просто больше ничего не знает.

Утром Кольцов хотел продолжить эту беседу. Даже хотел было открыть подпоручику правду о его «освобождении» и о его ночных болтливых откровениях – и он бы заговорил. Но потом подумал: а нужен ли этот утренний допрос? Нужно ли терять драгоценное время на какие-то мелочи, подробности, если почти все самое важное уже известно? Теперь, не теряя времени, надо опередить врангелевцев, и пока Первая конная армия Буденного не достигла района Чигирина – Черкасс, где ее ожидает засада, разгромить этот лесной орден. И уж, во всяком случае, предупредить Буденного о засаде. А лучше всего сделать и то и другое.

Подпоручик спал беспокойно. Он ворочался и тихо постанывал. Его даже во сне с трудом отпускало все накануне пережитое.

Кольцов сидел у постели Алехина, смотрел на его лицо, покрытое у подбородка мягкими светлыми волосами, на родинку на щеке в виде сердечка. «Знак любви, – подумал Кольцов. – Наверное, цыганки обещали ему долгую и счастливую жизнь. А его, возможно, завтра уже не станет. Его расстреляют, но не потому, что он в чем-то виноват. Возможно, он еще даже не успел ни в чем и ни перед кем провиниться. Но он уже просто никому здесь больше не будет нужен. Не до него. И никто и никогда больше не увидит и не поцелует это сердечко на его щеке».

И Кольцова вдруг пронзила мысль, которую он старался не допускать в свою душу. Он понял, что выступает сейчас в довольно гнусной роли – провокатора.

Существует формула, что «в войне все средства хороши». Так ли она справедлива? Ели бы он добился признания Алехина с помощью слов или сумел бы переманить на свою сторону – это было бы законно, справедливо, по всем правилам и нормам человеческого общежития. То же, что устроил нынешней ночью он, – чистейшей воды провокация, к тому же в участие в ней он вовлек несколько доверяющих ему хороших людей.

Да, он сам не знает, почему заподозрил этого пленного врангелевца в том, что он обладает какими-то важными военными сведениями. Интуиция подсказала. Добыть их надо было как можно быстрее, пока они, с течением времени, не стали бесполезными. А быстрее можно было только так, с помощью провокации. Другого пути, казалось ему, нет.