Миссия в Париже

– Это все, как я сейчас понимаю, по дури моей случилось. Слухай. Наши хлопцы недавно вернулись из разведки, куда-то в сторону Чигирина ходили. Ну и где-то там парубчука прихватили, до батьки доставили. Их трое на конях было. Наши окликнули их, а они только коней пришпорили. Стрельнули. Под одним коня убили, его схватили. Ничего парнишка, не из робких. С батькой чуток про политику поспорил. Грамотный. Может, из офицеров. Но в простой свитке. На шее – ладанка с бабским патретом. Открыли, а под патретом – цветная картонка. На ней вверху написано – дай бог памяти – «Верой спасется Россия», а чуть пониже четыре крупные буквы: О.С.Н.Ч. Стали допытываться, что означают эта надпись и буквы. Ничего, говорит, такого особенного. «Верой спасется Россия» – это, говорит, мой девиз. Я христианин, глубоко верующий. Ну а про бабский патрет так сказал: «Это моя невеста Ольга Степановна Немцова-Чарушникова». Левка Задов порылся в своих закромах и положил перед этим парубком такую же ладанку. Те же буквы, и та же надпись. Только патрет другой.

– Ну и что выяснилось?

– Эту вторую ладанку тоже у белого офицера Левка отобрал, неделей раньше. И тоже в тех же краях, возле станции Бурты, его взяли. Тот тоже что-то про свою невесту толковал и про свой христианский девиз.

– И чем же все кончилось?

– А ничем. Того первого офицерика Левка еще раньше расстрелял. А наш про что хочешь разговоры вел. Вроде бы давно дезертировал. А на конях, говорит, на охоту с товарищами выехали. На кабанов. А где теперь у нас те кабаны. Всех начисто выбили. Словом, ни слова правды. Все брешет. А когда Нестор Иванович велел нам до вас идти, я и предложил на свою беду: «Нам, говорю, батько, этот врангелевский офицерик совсем даже без надобности. С белыми мы пока не воюем, а красным, может, от него какая польза будет. Может, узнают, чего они там, в тех лесах под Чигирином бродят? Давайте подарим!» Нестор Иванович даже обрадовался, похвалил меня за эту …за сообразительность. Мы его на свою беду прихватили с собой. Намучились, но довели. А вышло все совсем не так, как мы надеялись. Ваши тоже в этом парубке офицерика признали. Стали разговоры с ним вести, а он опять за брехню принялся. Когда его по уху съездили, он осердился, стал психовать. «Хамы!» – закричал. «Быдло!». Вот и вся песня, – закончил свое повествование Колодуб и грустно добавил: – Нас всех троих доставили в Харьков, и тут же – в тюрьму.

Гольдман, стоявший чуть в сторонке, тоже внимательно выслушал всю исповедь Колодуба. А после этого подошел к Кольцову, негромко спросил:

– Ну и что думаешь?

– Думаю.

Кольцов надолго замолчал. Колодуб со своим спутником напряженно исподлобья смотрели на Кольцова, напряженно ждали, какой приговор он вынесет.

– Думаю, хлопцев надо отпустить, – неторопливо сказал он.

– Как же это – «отпустить»? – забеспокоился Колодуб.

– Нам без ответа возвертаться никак нельзя, – поддержал Колодуба его напарник. – Осерчает батько!

– Я в том смысле сказал «отпустить», что надо снять с вас охрану, – пояснил Кольцов. – Накормить и поселить в гостиницу, пока будет решаться ваш вопрос.

– Это правильно. А то: «шпионы»! – согласился Колодуб и затем с лукавством в голосе спросил: – А с батьковым «подарком» как? Примете? Чи, може, нам назад его возвернете?

– Подарок есть подарок, – улыбнулся Кольцов. – Подарки не принято возвращать.

Глава вторая

Потом Гольдман проводил Кольцова в кабинет к Межинскому, и он подробно рассказал Вячеславу Рудольфовичу о разговоре с Колодубом.

– Вы хорошо его знаете, этого махновского парламентера? – спросил Менжинский. – Ему можно доверять? Я к тому, что за последний месяц махновские ходоки несколько раз морочили голову Всеукраинской ЧК, и конкретно Василию Николаевичу Манцеву. На поверку все оказывалось блефом. И потом, не кажется ли вам странным, что в этой компании был врангелевский офицер? Уж не к Врангелю ли они пробирались?

– Колодуб – доверенное лицо Нестора Махно. Несколько раз я встречался с ним. Прямолинеен. Из тех мужиков, которые не станут врать даже из самых высоких соображений, – попытался развеять сомнения Менжинского Кольцов. – А что касается белогвардейского офицера, Колодуб говорит, что это «подарок» от батьки. Взяли где-то под Чигирином. Там они трех всадников видели. Взять сумели только одного.

– Под Чигирином? – переспросил Менжинский и направился к карте, долго вглядывался в нее, водил пальцем по переплетениям дорог.

– Чуть раньше махновцы там же, под Буртами, врангелевского офицера прихватили, – вспомнил Кольцов. – Тоже, видать, крепкий орешек попался. Расстреляли.

– Интересно, – Менжинский вернулся к столу. – Очень даже интересно. Что Врангель там потерял? Петлюровские места. Может, недобитых петлюровцев к себе заманивают, вербуют? – И затем спросил: – И что же этот «подарок»? Что он говорит?

– Молчит, Вячеслав Рудольфович, – ответил Гольдман. – Вторые сутки с ним беседуют, пока – ничего.

– А Колодуб говорит, что он разговорчивый, – сказал Кольцов.

– Но не по делу. Чистой воды демагог.

Менжинский вскинул глаза на Кольцова: